Нас позвали высокие широты - [22]

Со временем разница между маршрутниками и персоналом стационаров проявляется все отчетливей по многим направлениям, включая питание и одежду. Затраты энергии у тех, кто несет свою вахту на стационарах (помимо ежедневного жизнеобеспечения) по сравнению с маршрутниками минимальны: «поход» каждые три часа от жилья к метеоплощадке. Разница в нагрузках отражается в ее восполнении — обитатель стационара в целом довольствуется казенным пайком, прикупая к нему для разнообразия сгущенку, воблу, фруктовые консервы и иную «вкуснятину», тогда как маршрутнику не до разносолов. Оказавшись на ночевке под гостеприимной крышей, он, к изумлению «стационарщика», пожирает полбанки мясных консервов с гарниром (также полбанки) из овощных, запивая все это литром крепчайшего кофе, после которого предается «морфею», что называется, без задних ног. Проспавшись, маршрутник повторяет свое насыщение, не заботясь о его разнообразии, и снова исчезает, чтобы возникнуть на стационаре неизвестно когда, не заботясь о распорядке дня его обитателей, что нередко вызывает законный протест.

Такая же разница существует и в обмундировании двух основных подразделений экспедиции. Опять–таки на стационаре можно обойтись казенным набором полярного одеяния в виде ватных штанов в сочетании с полушубком или меховой курткой. Если снаружи задувает так, что отличить заснеженную поверхность ледника от неба зрительно невозможно, описанный выходной «костюм» дополняется ямщицким плащом, брезент которого по плотности приближается к фанере. В одежде, с точки зрения обитателей стационаров, маршрутник проявляет ненужную привередливость, пытаясь обосновать ее разницей в нагрузках на переходе (когда он нередко изнемогает под непосильной ноши, так что его белье становится мокрым от пота) и вынужденной неподвижностью на точке наблюдений, когда пропитанная потом одежка грозит замерзнуть раньше своего хозяина. Соответственно, на переходе приходится избавляться от меховой одежки, чтобы воспользоваться ею на точке наблюдений, а на переходе — это дополнительный груз. В общем, хочешь жить, умей вертеться…

Из новостей, внесших разнообразие в нашу повседневную жизнь. Наконец наш начальник заявил о предстоящем отъезде в Москву со ссылкой на состояние здоровья, что подтвердил и врач. Большинство восприняло новость с удовлетворением.

Выполнив в мае очередную серию наблюдений на поперечном створе через стационар Барьер Сомнений, я испытал чувство удовлетворения — полученные результаты уже позволяли планировать мою полевую деятельность на будущее. Определились возможность выявить сезонные изменения на поперечном створе, теперь можно приступать к изучению движению льда на продольном створе от Ледораздела к фронту ледника Шокальского. Как это удастся, знает только Всевышний.

Предстоит сгущение опорной сети, для чего нужны гурии на Бастионах и ЦАГИ. Первый из них я соорудил и отнаблюдал практически в день летнего солнцестояния, 21 июня. Разумеется, в одиночку (как и Яблонский), поскольку людей просто не хватает, что, строго говоря, запрещено всеми действующими инструкциями. Возвращаясь на стационар, неоднократно оглядывался: видно превосходно, гурий буквально упирается в небосвод. Теперь предстоит поставить такой же в южном массиве гор ЦАГИ. На стационаре Барьер Сомнений в порядке накануне этого постарался отоспаться и заправиться. Утешает и подбадривает установившаяся словно по заказу спокойная солнечная погода, достаточно ненадежная, требующая спешки и напряга. Пункт на ЦАГИ позволял провести сгущение засечкой по многим направлениям, времени на наблюдения уже не оставалось, как и на оценку пейзажа, тем более что я не рисковал упустить погоду, чтобы приступить к наблюдениям на межбарьерном участке.

Для этого понадобилось возвращаться в балок Анахорет. Там я провел часа два, одновременно топил печку, готовил варево и пробовал урывками сидя спать, хотя такой сон больше походил на забытье. Временами сквозь дрему в мозгу возникала мысль, что подобный напряг к добру не приведет… Взвалив на плечи теодолит с треногой, снова продолжил свою работу, отнаблюдав по пути несколько пунктов, отметив их вехами, которые волок с собой. Так как бура мне не дали (их с трудом хватило для других отрядов), я просто втыкал вехи в снег и фирн, надеясь забурить их в обозримом будущем. Совершенно в сомнамбулическом состоянии пришел к Каневским. На последнем километре сил не оставалось, через сотню–другую метров приходилось сбрасывать рюкзак, чтобы перевести дух. Садиться не решался, боялся не встать. Кое–как добрел, чтобы услышать от недовольной Натальи: «Чего приперся, не мог в другое время выбрать?» Ах, Наталья, ты Наталья! Не знаешь ты, что не маршрутник выбирает время, а время определяет начало маршрута и его конец.

На стационаре позволил себе выспаться и снова возвращаюсь в балок Анахорет. Сплошное белое пекло: солнце палит вовсю, лицо разъедает пот, штормовка от него мокрая, не говоря о белье. Добрался, а наблюдать из–за сильных вертикальных токов нагретого воздуха невозможно. Позволил себе отдых, хотя и вынужденный. Зато позже сделал еще несколько пунктов вплоть до Второго барьера, хотя тревога за их сохранность не покидала меня. Если в ближайшую неделю или декаду я их не забурю, все сделанное пойдет прахом, и даже жаловаться будет некому, включая начальника. С истечением своих полномочий он просто пошлет меня подальше, и со своей логикой будет прав. С таким же успехом я могу обвинить в своих неудачах Арктику или Александра Македонского, совсем невесело от таких дум.