Напряжение на высоте - [29]
Богата страна талантами, а таланты полны надежд изменить этот мир к лучшему. Только миру это может прийтись не по нраву, и сделавший доброе дело получит шанс всерьез подумать о своем поступке, в холоде запертых покоев – роскошных согласно статусу, но совершенно забытых хозяевами. Даже чая и напитков и тех не будет. Мир, живущий в настоящем, не любит, когда заглядывают в его тайны – пусть даже тем только предстоит случиться.
Что до власти, которую дает грядущее, – в кремлевских стенах не остерегались ее владельцев ни в коей мере. Тысяча да еще сто пятьдесят лет, для ровного счета, минули с основания династии Рюриковичей, и остались в тех летах и пророки, и волхвы, и предвестники, и видящие – без счета, без имени и без места погребения, развеянные пеплом по ветру.
Оттого и видящей достались холодные покои и такое же отношение. А отцу ее, великому князю, – время обсудить с дочерью сей поступок и сделать выводы.
В империи, где все князья были названы равными, все равно кто-то назначал встречи, а кто-то смиренно дожидался приглашения войти. Это не будет сказано ни девушке, ни ее старшему родичу, но оно должно быть прочувствовано самолично, отпечататься в воспоминаниях об этом вечере.
А когда придет время – то самое, отделяющее раздражение их сиятельств от решения самовольно уйти, к высоким господам прибудут герольды и со всем вежеством пригласят на встречу с равным. На которую они наверняка пойдут, поумерив спесь. Ну или – как княжна – смеясь уголками глаз и скрывая улыбку.
Многие пророки между тем умирали именно такими: уверенными и счастливыми от пьянящего всезнания. Отцу бы напомнить дочери об этом обстоятельстве, но тот отчего-то вышагивал невозмутимо, с грацией вожака львиного прайда, рядом с которым вился детеныш. Может быть, кто-то знает, как умирают пророки, но этот человек куда лучше знал, как умирают все, кто затаит недоброе на его родню.
Бледная ночь, наполненная светом прожекторов и падающим снегом, заглядывала в здание через два ряда окон по правую руку от входа. Сияли электрическим светом тяжелые люстры. Купольные своды высоченного потолка со всей его роскошью отражались в начищенном до зеркального блеска паркете пола. А посреди всего великолепия зала, в самом его центре, были выставлены два кресла, ныне занятых, супротив еще двух свободных, дожидавшихся дорогих гостей.
Уважаемых гостей встречали трое – впрочем, на ногах дожидался только цесаревич Сергий Дмитриевич, встав за спинкой кресла, на котором восседал император самолично. Не поднялась с места и принцесса Елизавета, с вежливым равнодушием окинувшая вошедших взглядом – разве что коснулась рукой полы длинного изумрудного платья с воротом из светлого меха, то ли поправляя незаметную постороннему взгляду складочку, то ли демонстрируя набор перстней с крупными каменьями на пальцах, идеально подходящих к тем, что украшали заколку на высокой прическе. Впрочем, до личного представления девушкам было уместно не показывать, что кто-либо вообще присутствует рядом – так говорят традиции, а им в этом здании старались соответствовать.
Может быть, поэтому император встречал их в горностаевой шубе, накинутой на тканую косоворотку с алым узором на вороте? Не было скипетра и державы в руках, осталась в хранилище шапка Мономаха, но и тяжелое одеяние, пусть даже полураспахнутое на груди, подчеркивало власть и могущество.
Император выглядел ровно так, как был отражен во множестве портретов по всей стране, – умный взгляд карих глаз, высокий лоб, уместная возрасту седина в висках коротких волос, широкие плечи и сильные руки с узловатыми пальцами, выглядывающие из рукавов шубы. Если бы иному режиссеру понадобился образ монарха, было бы сложно конкурировать с оригиналом.
Впрочем, с актерами достаточно просто найти подходящее тело, слепленное изнурительными тренировками, а затем наполнить его смыслом написанного сценария, приписывая мудрость и прозорливый ум заготовке, способной говорить выученный текст и двигаться так, чтобы зрители приняли этот образ и поверили в него.
Где бы только актеру добрать той подавляющей ауры мощи, что пробирает ознобом даже через драгоценные меха?
В одном актер был бы схож с государем – тому тоже подошли бы любые одеяния и роли: будь то любой из полковых мундиров империи или белый халат врача, накинутый на плечи; деловой костюм магната или легкая летняя рубашка, как во время начальственных инспекций летней порой. Но на каждый раз содержание отвечало бы внешнему виду.
Равно как и сейчас – мужчина в массивном кресле и тяжелой шубе выглядел и был императором, а вовсе не бизнесменом, встречающим делового партнера, которого пригласил обсудить пару вопросов, заодно познакомив дочерей. Именно так по своему содержанию звучало приглашение. И это уже само по себе настораживало князя Юсупова.
Куда скромнее выглядел цесаревич – тот виделся тенью отца, в своем классическом костюме в серую полоску, да и держался откровенно скованно, даже не касаясь спинки кресла руками. Но внешне – весьма похож. Странно, что ему не выдали места – словно сорвался в последний миг и навязал свое присутствие, поставив перед фактом.
