Направление — Прага - [5]

Вторая мировая война с предельной остротой обнажила широкий круг идеологических, нравственных, психологических проблем, которые продолжают волновать современного человека.

Вопрос о войне и мире — острейшая проблема века, и, задумываясь над нею, люди неизбежно вновь и вновь обращаются к опыту недавнего прошлого. И поэтому тема войны продолжает привлекать художников, поэтому она нередко настойчиво вторгается в «цивильные» произведения (вот еще один довод в пользу того, что «военная проза» — понятие очень условное).

Война и в мирное время неотвратимо отзывается в памяти персонажей многих произведений — вспомним, к примеру, роман словацкой писательницы Веры Гандзовой «Отрекитесь от первой любви» (1965), где не может избавиться от груза кошмарных воспоминаний бывший узник нацистского концлагеря Виктор Бонифац. Много раз сталкивавшийся со смертью в разных ее ипостасях, он боится не смерти — он страшится «жизни в мире, который зависит от кнопки, которую может когда-нибудь кто-нибудь нажать, и тогда он останется на Земле совсем один: без людей, без их голосов, смеха, слез, молчания, радости, горя и любви… Одного человека, когда ему приходится умирать, не всегда можно спасти, но против случайностей, которые могли бы погубить весь мир, можно бороться…».

«Жизнь против смерти» М. Пуймановой, «Смерть ходит по горам» и «Живые и мертвые» В. Минача, «Мертвые не поют» Р. Яшика, «Как подобает умирать» Ф. Ставиноги — не случайно мотив «пляски смерти» варьируется даже в названиях этих и других произведений чехословацкой прозы о второй мировой войне. Но война трактуется художниками стран социализма не просто как «время умирать». Это суровое время, когда между полюсами жизни и смерти испытываются на прочность человеческие характеры, когда каждому приходится выбирать себе место по ту или иную сторону баррикад истории. Время отстаивать ради нынешних и грядущих поколений гуманистические ценности — если понадобится, то и попирая смертью смерть.

«Почему мы пишем о войне? — сказал однажды Юрий Бондарев. — Лично я пишу о ней не только потому, что война — тяжелейшее испытание для человечества, а потому, что мне чрезвычайно важно увидеть свой персонаж в самых сложных, самых драматических обстоятельствах, где нравственные ценности проверяются предельными обстоятельствами». «Меня интересует в первую очередь не сама война, даже не ее быт и не технология боя, хотя все это для искусства тоже важно и интересно, но главным образом нравственный мир человека, возможности его духа», — признается и Василь Быков. Именно такими побуждениями руководствуются сегодня также писатели Чехословакии и других стран социалистического содружества.

В сферу их художественного исследования все чаще попадают персонажи, далеко не типичные для прежней прозы о войне, и достаточно необычные конфликтные ситуации, позволяющие в неожиданном свете изобразить внутренний мир героев, тонко раскрыть их общественные связи, добраться до сокровенных глубин человеческой психики.

Литература социалистических стран на современном этапе стремится без малейших упрощений показать все многообразие воздействий и импульсов, которыми определяются мысли и поступки людей, не обходя вниманием и исключительные случаи выбора, ибо они тоже помогают постичь типические закономерности. Реалистическое искусство не пренебрегает и тем, что сопряжено с биологической природой человека, с индивидуальными особенностями психики, включая те ее слои, что находятся за чертой сознательного, но при этом главными остаются социально-исторические связи личности.

Нередко за реалистической достоверностью произведений открывается второй, метафорический план, вызванный стремлением авторов к широким художественным и философским обобщениям. В этой шеренге стоят наделенные чертами притчи трилогия «Мастера» и повесть «Солдат» словацкого прозаика Винцента Шикулы.

При сопоставлении трилогии В. Шикулы, написанной во второй половине 70-х годов, с трилогиями В. Минача и Р. Яшика, появившимися на рубеже 50—60-х годов, наглядно проступают новые черты современной прозы о войне. Произведение Шикулы на первый взгляд более камерно, чем эпические полотна его предшественников, тем не менее оно преемственно по отношению к ним в трактовке Словацкого национального восстания как важнейшего события отечественной истории. Несомненная заслуга писателя в том, что, поведав «сагу» о мастере Гульдане и трех его сыновьях, он сумел запечатлеть движение истории в народе и роль народа в движении истории.

Дыханием истории веет и со страниц новых романов — «Благочестивый Мефодий» (1978) и «Доблестный Радуз» (1984) Милоша Крно, автора многих книг о Словацком национальном восстании. В этих романах, являющихся частями задуманного триптиха, автор показал закономерность нарастания антифашистского сопротивления в Словакии, а также дал остросатирическую (в духе «Демократов» Я. Есенского) картину нравов той буржуазной среды, откуда вышли наиболее рьяные прислужники фашизма.

Настойчивым поискам новых аспектов, открытию новых, доселе не разработанных пластов в толще «военной темы» неизменно сопутствует жанрово-стилевое обогащение литературы Чехословакии. Писатели владеют богатой палитрой изобразительных средств и демонстрируют большое разнообразие индивидуальных почерков.