Направление – Берлин - [17]

– Мы должны приучить солдат к воде, – рассуждал на совещании командир полка. – Послушайте, капитан Поляк, ваши люди пойдут первыми. От того, сумеют ли они захватить хотя бы небольшой плацдарм, будет зависеть многое. С завтрашнего дня приказываю начать учения на лодках. Учитесь мастерски преодолевать водные преграды. Четко и с предельной быстротой производить посадку и высадку из лодок. Необходимо смело прыгать в воду. Выявить, сколько человек действительно умеют плавать. Я загляну к вам: мне самому любопытно, как пойдет дело. А теперь можете идти!

– Есть выполнять приказание! – повторил вслед за капитаном поручик Качмарек. И они упорно отрабатывали форсирование на озере, скрытом в лесу.

С рассвета до поздней ночи эхо разносило отголоски команд, стук топоров и молотков. Саперы сколачивали лодки-плоскодонки, а также готовили понтоны для будущего моста. Строго соблюдалась маскировка: даже щепу и стружки солдаты убирали с поляны и сжигали, радуясь возможности обсушиться. Вода еще сохраняла зимний холод, и вынужденное купанье в мундирах не доставляло удовольствия.

Время еще было слишком ранним, чтобы уходить с луга, закончив тактические занятия. Досыта или даже про запас наевшись (как этому научил их жизненный опыт), они расположились в кустах, одни дремали, другие покуривали, третьи переговаривались, найдя себе собеседника по необходимости или руководствуясь настоящим чувством дружбы.

– Тебя призвали в армию? – допытывался Бачох, подперев свою веснушчатую физиономию обеими руками. Лежа животом на траве, он перебирал в воздухе босыми ногами, как это делают мальчишки на выгоне.

– Я пошел добровольцем, – повел головой Залевский. – Пять лет ждал этой минуты…

– Ты был в Армии Крайовой, а таких берут не очень охотно.

– Да. Но я политикой не занимался, а стрелял, и то слишком мало, только во время восстания. Я хотел в армию, вот и пошел к вам добровольцем, понимаешь?

– Ага, – отозвался Бачох.

– Я должен был пойти, не то впоследствии вы все заслуги припишете себе.

– Ну, вы тоже немало дел понаделали, – поморщился воспитанник Наруга, – уложили уйму народу, погубили Варшаву.

– Не прикидывайся, будто не знаешь, почему так случилось! Не прикидывайся дураком, – возмутился, садясь на траву, Збышек; его привлекательная, несколько мальчишеская физиономия исказилась гримасой внезапного гнева. – Я пошел, чтобы пострелять в Берлине. Я веду свои счеты, которые нужно сравнять. Не тяни за язык, а то еще потом переврешь, когда станешь пересказывать наш разговор Наругу…

– Да ты что?… Ведь ты меня знаешь. И Войтек – тоже свой парень.

– Только все вы ему гораздо больше свои, чем я.

– Это потому, что мы вместе уже давно. Мы друг друга лучше знаем.

Старшина роты раздвинул кусты, остановился над лежащими и поглядывал на них так, словно бы эта картина неожиданно вывела его из терпения.

– Рота, встать! К лодкам бегом, марш! – Он вышел на опушку. – К берегу! Воздух! В укрытие! – Он подошел к самому краю луга, где ярко-зеленая трава была мягкой, как пух. Незаметно она переходила в высокую стену камышей, за которой, подернутый легкой рябью, начинался плес.

– Чтобы я никого не видел! Пусть бомбы хоть градом сыплются, всем лежать возле лодок и ждать приказа. Ну, раз-два, взяли! Плохо… Опустить лодки на землю!

Он отступил на шаг и рявкнул:

– Все разом на плечи, дружно! Лодки на воду!

Они бросились бегом, только вязкая прибрежная почва хлюпала у них под ногами. Потом побрели уже по колено в воде, сталкивая плоскодонки с мелководья. Устанавливали на носу пулемет и коробки с боеприпасами. В лодки вскакивали поочередно, парами, чтобы избежать крена. Бойко брались за весла.

Когда отплыли немного дальше, дана была команда повернуть назад, началась высадка десанта.

По просеке из лесу выехал «виллис» с капитаном Поляком и командиром полка. Оба внимательно наблюдали за учениями.

– Недурно получается.

Солдаты выскакивали на берег, четверо подхватили пулемет и бросились занимать позицию, откуда можно было прикрывать наступление, подавлять огневые точки противника. Залевский размашистыми прыжками достиг кустов, он тащил деревянный ящик.

– Пошевеливайтесь, ребятки! Чтобы на другой берег переплыть, потребуется полчаса. Одра – река широкая, – вслух размышлял полковник.

– Когда в нас начнут стрелять, поднажмем, – неловко пошутил поручик Камчарек, который как раз в эту минуту подошел и доложил: – Разведрота в полном составе отрабатывает освоение плавсредств.

Офицеры двинулись вдоль берега. Они останавливались, прислушиваясь к тому, как нарастает канонада, потом полковник с капитаном уехали, а поручик пошел передохнуть в тени. Его лихорадило, и он опасался, что это малярия, которую он перенес в Казахстане.

Солдаты, которые на глазах полковника действовали весьма рьяно, теперь тяжело поднимались из наскоро отрытых ячеек.

– Ну как? – спрашивали они, ожидая похвалы. – Полковник доволен?

– Он, может, и доволен, а вот я – нет. Я-то вас знаю, как облупленных. Залевский, ко мне бегом марш! Прихвати свой ящик!

Когда тот подбежал, Наруг приказал солдату открыть его. Скрипнула крышка.

– А гранаты у тебя где?