Наполеоновские войны - [45]

Остаётся выяснить, насколько глубоким было это сотрудничество. Как проскальзывает в рассуждениях о франкмасонстве Наполеона, участие в аппарате империи не обязательно предполагало политическое согласие. Масонство, очень популярное в армии из-за своего антиклерикализма, получило значительную поддержку благодаря походам французских армий; везде, где они проходили, образовывались новые ложи. В них вступали и местные жители. Но за пределами Италии, где местные традиции тайных обществ и конспирации придавали масонству значительный шарм, местное население, видимо, не очень ими интересовалось и состав лож по большей части ограничивался французами: резидентами, солдатами и администраторами. Более того, даже в Италии, по крайней мере некоторые ложи, вероятно, были совершенно аполитичны и противились всем попыткам превратить их в орудие наполеоновской пропаганды. Кроме того, хоть покупка «национального имущества» или использование империи иным образом считались приемлемыми, даже на «присоединённых землях» не испытывали большого желания занимать посты, требующие тяжкого труда или отъезда из родных мест; французские чиновники всегда жаловались на проявляемое в этом отношении достопамятное упорство — отсюда довольно жалкое число префектов-нефранцузов, о чём уже упоминалось. Почти то же самое можно сказать и о братании с населением оккупированных территорий. Дружба с французским офицером или посещение официального бала сами по себе мало что значили, а зеркальным отражением признательности, демонстрируемой весьма привилегированными предпринимателями рейнских департаментов, было негодование и отчаяние их менее удачливых сотоварищей в Берге и Вестфалии. Короче говоря, жизненно важные для французов элементы сотрудничества за пределами узкого круга чиновников и интеллектуалов были относительно хрупкими и могли легко исчезнуть.

Ограбление Европы

Пусть даже связь между империей и реформой не заслуживает хулы, но сам Наполеон говорил:

«Я завоёвываю королевства только для того… чтобы они служили интересам Франции и помогали мне во всём, что я для неё делаю»[147].

Сам факт того, что империя была источником реформ, проистекал не из бескорыстной благотворительности, а из стремления к более эффективной эксплуатации континента. Реформа, подрываемая тяжкой ношей войн Наполеона, к тому же вновь и вновь отходила на второй план: там, где император хотел добиться поддержки местных элит, уничтожение феодализма приостанавливалось; когда он хотел наградить своих приверженцев крупными имениями, ничто не могло его остановить; а когда школы соперничали с армией за государственные средства, то всегда побеждала последняя.

Не удивительно поэтому, что наполеоновское правление всё больше и больше превращало Европу в «континент под ружьём», поборы с которого служили для уменьшения ноши, взваленной на самих французов. Приёмы, с помощью которых безжалостно эксплуатировались людские ресурсы аннексированных территорий, уже упоминались, а здесь мы сосредоточим внимание на мощном давлении, которое оказывалось на союзников Наполеона и государства-сателлиты, чтобы заставить их направлять регулярные контингенты в «великую армию». Так, хотя некоторые из монархов-сателлитов и старались предвосхитить этот налог — Луи, например, пытался укомплектовать голландскую армию иностранными дезертирами и военнопленными, а в Неаполе и Жозеф и Мюрат делали ставку на заключённых и даже имели «африканский» полк, составленный из негритянских колониальных частей, переведённых туда из французской армии, — рано или поздно «завоёванные территории» в большинстве своём подчинялись французской системе набора в армию. Исключениями были только Испания и Иллирийские провинции (в Испании война делала это невозможным, и Жозеф был вынужден набирать армию из дезертиров и военнопленных; в Иллирийских провинциях Мармону очень понравилась действующая система всеобщей воинской повинности австрийской Военной Границы, и он решил её сохранить). В то же время французская система была без изменений перенесена в Великое Герцогство Варшавское и некоторые германские государства, такие как Бавария, Баден и Вюртемберг (по договору, учреждавшему в 1806 г. Рейнский союз, все входящие в его состав государства обязывались содержать воинский контингент для службы во французской армии; его численность определялась в соответствии с численностью населения и варьировалась от 30.000 в случае Баварии до всего лишь 29 в случае с Гогенгерольдсеком, при этом многочисленные крохотные контингенты такого рода формировались в составные полки). Даже там, где не внедрялись французские методы, традиционные системы набора сильно ужесточались за счёт таких мер, как сокращение числа освобождений кандидатам в армию старшего возраста, жёстких ограничений на выезд за границу, вступление в брак и иностранные армии.

С помощью этих средств удавалось собирать очень большие воинские контингенты. Рассмотрим несколько примеров. В 1808 г. вестфальская армия состояла из 16 пехотных батальонов, 12 кавалерийских эскадронов и 3 артиллерийских батарей, а к 1812 г. в ней было 29 первых, 28 вторых и 6 третьих, к тому же возрос штат личного состава многих отдельных частей. Аналогичным образом вооружённые силы Великого Герцогства Варшавского выросли с 36 батальонов, 26 эскадронов и 12 батарей в 1808 г. до 60 батальонов, 70 эскадронов и 20 батарей в 1812 г. Наконец, в 1805 г. Вюртемберг обладал 12 пехотными батальонами, 12 кавалерийскими эскадронами и 3 батареями, а в 1812 г. их уже было 20, 23 и 6 соответственно. Кроме этих регулярных сил в ряде государств набирали армии милиции или национальные гвардии. Поскольку прироста удалось добиться сверх восполнения серьёзных потерь, понесённых в Испании и других местах, легко увидеть, что он был весьма существенным достижением и численно выражался многими тысячами солдат. Так, Итальянское королевство поставило 121.000 человек, Бавария — 110.000, Великое Герцогство Варшавское — 89.000, Саксония — 66.000, Вестфалия — 52.000 и Берг — 13.200, а общая численность всех иностранных контингентов, в то или иное время нёсших службу бок о бок с французами, составляла примерно 720.000 человек.