Наполеоновские войны - [42]

Между тем, как и на других территориях, преобразования структур и орудий управления сопровождались крупной программой социальной, экономической и правовой реформы, направленной на разрушение множества мощных препятствий, стоявших на пути бюрократического абсолютизма. Основной мишенью здесь, конечно, являлась католическая церковь. По этой причине были конфискованы и проданы в пользу государства огромные земельные участки, не говоря уже о религиозных артефактах всех видов, распущены многочисленные религиозные общества, объявлена религиозная терпимость в отношении протестантов и евреев (справедливости ради следует отметить что там, где дискриминации подвергались католики, как в Вюртемберге, им тоже были даны права) и положен конец всем формам церковной юрисдикции. Эта политика приносила очевидные выгоды: в Баварии, например, продажа 56 процентов обрабатываемых земель, принадлежащих монастырям, привела к увеличению годового дохода на 20 процентов. Более того, предпринимались попытки раскрыть глаза народу на религию и ликвидировать «суеверия» в Бадене, Вюртемберге и особенно в Баварии, где запретили рождественские представления, мистерии, изображающие страсти господни, и религиозные процессии, а также были уничтожены изваяния, распятия и места поклонения. Между тем, много внимания уделялось вопросу феодализма, хотя за исключением немногих случаев, например в Нассау, он редко где уничтожался полностью (так, в Баварии у дворян отняли патримониальную юрисдикцию, но сохранили им сеньоральные подати).

Оценивая, таким образом, сложившуюся ситуацию, мы подходим к одному из главных препятствий на пути реформы в Германии и в других землях. Как и все королевские семьи, правители прочих стран-сателлитов даже в крайнем случае старались не разрывать отношений с издавна сложившейся элитой, разве что в Бадене, когда несколько уменьшили её полномочия в связи с введением нового порядка в управлении. Если, например, старое дворянство отказывалось безропотно мириться с утратой своих привилегий, то на практике приходилось идти на компромисс, тем более, что Наполеон всегда с готовностью принимал их претензии (например, в договоре, учреждавшем Рейнский союз, права имперских рыцарей — 1500 аристократов, находящихся в вассальной зависимости только от императора Священной Римской империи, — были надёжно защищены). В данном конкретном случае феодальные привилегии не сильно пострадали, причём Кодекс Наполеона вводился, если вообще такое происходило, в смягчённой форме, а дворянство оставило за собой многие принадлежавшие ему права. Аналогичные ограничения имелись и в отношении других аспектов реформы: в Баварии, например, гильдии открыто игнорировали все попытки их упразднения, в Великом Герцогстве Варшавском евреям дали лишь надежду на восстановление в правах после длительного периода ассимиляции, а в Бадене разработанные Рейтценштейном реформы системы центрального и местного управления так и не были осуществлены в полной мере.

Итак, если взять империю в целом, то, хоть реформистский дух и существовал, было бы ошибочным полагать, что он коренным образом преобразовал европейское общество. Даже на «присоединённых землях» прогресс был неоднородным и ни в коем случае не отличался единообразием, тогда как на «завоёванных» и «союзных» территориях трудностей было ещё больше. Хоть Наполеон, может быть, и мечтал об интеграции Европы, реально это выходило за пределы его возможностей, и стремления к ней служат лишь ещё одним доказательством зарождающейся мании величия.

Пособники французов

Значительное подтверждение связи империи с реформой придаёт то обстоятельство, что она ни в коем случае не была чисто французским предприятием. Напротив, французы всегда опирались на местную элиту. Хоть такие личности, как Беньо и Редерер обладали большими способностями, их было слишком мало для преобразования Европы без посторонней помощи. В то же время увязывание Наполеоном вопросов собственности и стабильности делало естественным стремление заключить союз с иностранными верхами, тем более что эти люди являли единственное звено, с помощью которого правительство могло расширить своё влияние на местное общество. И эта политика приносила плоды: французам в значительной степени удавалось добиться сотрудничества. Разберёмся в причинах этого.

Одно из главных обвинений, выдвигаемых против коллаборационистов, заключается в том, что они не верили в народ. Тем не менее, хоть в этом утверждении есть значительная доля правды, поскольку генерал или чиновник сразу же сталкивался с реалиями французской военной мощи без средств настоящего ей противодействия, повиновение было совершенно оправданным. Прежде всего, главное следствие «века рационализации» с военной точки зрения заключалось в стремлении к повышению цивилизованности характера военных действий и, в частности, к недопущению вооружения гражданского населения; утверждалось, что в противном случае ужасы войны усугубятся. Между тем при всём своём гуманизме Просвещение было исключительно элитарным движением, рассматривавшим народные массы как скот, лишённый разума; поэтому бытовал взгляд, что мобилизация их, не принося военной пользы, неизбежно приведёт к ужасам типа французской революции.