Наполеон и Жозефина - [93]

Действительно, чувства, которые он переживал, заставляли его с трудом произносить слова, перемежая их тяжелыми вздохами. У него был глухой, подавленный голос, а на глазах блестели слезы. Видимо, ему и впрямь было очень тяжело, раз он так разоткровенничался, хотя обычно не удостаивал меня своим доверием. Вся сцена длилась не более семи-восьми минут…

Наполеон послал за Корвизаром, королевой Гортензией, Камбасересом и Фуше. Прежде чем подняться к себе, он хотел убедиться, что состояние Жозефины больше не вызывает опасения.

Когда Император направился в свои апартаменты, я вышел вслед за ним. Оставшись в сервировочном салоне, я снял шляпу и бросил ее на ковер: мне необходимо было расслабиться и немного отдохнуть. Чтобы избежать ненужных слухов, я сказал собравшимся слугам, что у Императрицы был сильный нервный припадок".

Это особое свидетельство доказывает, что Жозефина продолжала лгать и в самые последние минуты своей жизни с Наполеоном.

Сначала она притворялась, что любит его; затем обманула относительно своего большого состояния и возраста; после этого наставляла ему рога со всем Парижем; затем ломала комедию по поводу своих несчастий и, наконец, под занавес изобразила тяжелый обморок. Бедный и наивный Император…

Еще несколько дней из-за двери Жозефины доносились стенания, отдававшиеся по всем коридорам и докатившиеся до салонов, где настороженные уши внимали последнему эху ее личной жизни. Члены семейства Бонапарт слушали эти крики с особым вниманием. Они наслаждались каждым стоном, и их радость выражалась в словах, лишенных всяких предрассудков, как и подобает сильным мира сего…

— Послушайте, как голосит эта шлюха, — говорила Неаполитанская королева.

— Да, наконец-то эта старуха получила по заслугам, — сурово добавлял король Вестфалии.

— Теперь она больше не будет приставать к мужчинам дворца, — вторил князь Боргезе.

— И слава Богу, — вежливо заключил король Голландии.

Так беседовали короли, королевы и их высочества под золочеными лепными сводами дворца Тюильри, слушая стенания отвергнутой Императрицы.

В какой-то степени Жозефина действительно страдала. Желая, чтобы все поверили страданиям любящей супруги, она преувеличенно демонстрировала горькие сожаления по поводу потери своего привилегированного положения. И эти сожаления были искренними. При мысли о почестях, деньгах, дворцах, платьях, драгоценностях, экипажах, которыми она владела, — креолка начинала рыдать и бежала, забыв о достоинстве, поверять свое горе камеристкам или модисткам.

Несмотря на свое смятение Жозефина должна была появляться с хорошей миной на всех официальных церемониях, имевших место в декабре 1809 года, чтобы почтить своим присутствием монархов, прибывших в Париж по случаю заключения Венского договора. Несколько дней Жозефина занимала место возле Императора, но на торжественной службе в Нотр-Дам де Пари он хотел публично продемонстрировать, что развод близок, и велел ей проехать по Парижу в отдельной карете. Однако досадное недоразумение помешало парижанам обратить на это внимание.

В карете с Наполеоном сидел Жером, король Вестфалии. Маленький, стройный и грациозный, брат Наполеона был одет в костюм из белого атласа, украшенный кружевным жабо, на его голове была шапочка из черного бархата с белыми перьями, прикрепленными бриллиантовой брошью. И парижане приняли его за Жозефину. Его громко приветствовали, хлопали в ладоши, а когда он в ответ помахал рукой, вся толпа закричала: "Да здравствует Императрица!" Эта путаница привела одного англичанина, наблюдавшего ее, к нелицеприятным выводам относительно императорской семьи.

Когда празднества закончились, Наполеон велел Камбасересу, крупному юристу, подготовить развод. В то время как тот занимался деталями процедуры развода, Жозефина вела переговоры об условиях своего отступления.

Она потребовала три замка — в Париже, в предместье и в провинции. Наполеон отдал ей Елисейский дворец, Мальмезон и замок в Наварре. Затем она попросила оплатить ее долги (несколько миллионов) и выделить ежегодную ренту. Император предложил ей один миллион. Жозефина покачала головой, заявив, что для нее это смехотворная сумма и в этом случае она не подпишет акт о разводе.

— Полтора миллиона? — спросил Император. Со спокойной уверенностью немолодой многоопытной женщины креолка только недоуменно пожала плечами.

— Два миллиона?!

Она слегка стукнула по столу, улыбнулась и просто сказала:

— Три!

Наполеон подумал, что это слишком много, но согласился. Тогда Жозефина, забыв о своей печали, с детской радостью бросилась на шею Императору.

— Кроме того, ты сохранишь за собой титул Императрицы — коронованной королевы.

На этот раз креолка смутилась, такой подарок противоречил канонам церкви и букве закона…

Через четыре дня, 15 декабря, в 9 часов вечера в присутствии всего семейства Бонапарт, заплаканной Гортензии и Евгения, перед Камбасересом, архиканцлером Империи и Реньо де Сент Жак д’Анжели — секретарем императорского дома, Императрица, одетая во все белое, без единого украшения, с волосами, перехваченными простой лентой, подписала протокол о разводе.