Наполеон. Годы величия - [55]

После процедуры бритья император мыл лицо и руки, а потом тщательно чистил ногти; затем я снимал с него фланелевый жилет и рубашку и массировал ему грудь чрезвычайно мягкой шелковой щеткой. После этого я смазывал грудь одеколоном, который он расходовал в большом количестве, поскольку ежедневно следовал одной и той же процедуре. К правилам гигиены, от которых он получал огромное удовольствие, он приобщился на Востоке.

Когда заканчивались все эти предварительные процедуры, я одевал на него легкие фланелевые или кашемировые тапочки, белые шелковые чулки, другого цвета и качества он никогда не носил, очень красивое тонкое белье или фланелевые кальсоны, иногда бриджи из белого кашемира с легкими сапогами для верховой езды, иногда панталоны из фланели белого цвета с английскими полусапожками, которые доходили до середины ног и заканчивались внизу маленькими серебряными шпорами размером не более двенадцати миллиметров в длину. Все его сапоги были именно с такими шпорами. Затем я надевал на него фланелевый жилет и рубашку, шейный платок из очень красивого муслина, а сверху черный шелковый шарф, наконец, легкий камзол из белого пике и охотничий или гренадерский плащ, обычно охотничий. Когда с одеждой было покончено, ему вручали новый платок, коробочку с нюхательным табаком и маленькую коробочку из раковины, наполненную анисовыми семенами и лакрицей, очень мелко нарезанной. Из вышеперечисленного видно, что императора одевали с головы до ног его слуги.

Я забыл сказать, что он пользовался самшитовыми зубочистками. Император родился для того, чтобы за ним ухаживали. Когда он был еще только генералом, у него уже было трое слуг и его обслуживали с такой же роскошью, как и тогда, когда он находился на вершине славы. Уже с того времени он пользовался всем тем вниманием к своей особе, о котором я только что написал. Без такого внимания он почти не мог обойтись. В этом отношении правила этикета, применяемые к нему, никогда не менялись. Он увеличивал число своих слуг и награждал их новыми титулами, но очень редко допускал, чтобы ему оказывались почести королевского этикета, и никогда, например, обер-камергер не подавал ему рубашку; и только в одном случае, когда Париж давал в его честь обед по поводу его коронации, великий гофмаршал Парижа вручил ему воду, чтобы он вымыл руки.

У императора не было точного часа для отхода ко сну; иногда он ложился спать в десять или одиннадцать часов вечера, чаше всего оставался на ногах до двух, трех или четырех утра. Он быстро раздевался; поскольку так было у него заведено, войдя в комнату, разбрасывал направо и налево свои веши: плащ — на пол, орденскую ленту — на ковер, часы — на постель, шляпу — куда попало, таким же образом он поступал со всей одеждой: ее предметы летели в разные стороны один за другим. Когда он был в хорошем настроении, он звал меня к себе громким голосом примерно такого рода возгласом: «Оге! О! О!» В других случаях, когда настроение у него было испорчено, он призывал меня: «Месье, месье Констан!»

Во все времена года его постель нужно было согревать горячей сковородкой, и только при очень жаркой погоде он обычно обходился без нее. Его привычка раздеваться в страшной спешке оставляла меня без работы, за исключением того, что я вручал ему ночной колпак. Затем я зажигал ночную лампу, которая была из позолоченного серебра, и прикрывал ее так, чтобы он оказывался в тени. Если он не засыпал сразу, то вызывался один из секретарей или, бывало, приходила сама императрица Жозефина для того, чтобы почитать ему на ночь. По приказу императора в его спальной комнате в маленьких серебряных парфюмерных чашечках сжигались веточки алоэ, а иногда сахар или уксус; и почти круглый год во его апартаментах обязательно топился камин, так как он был очень чувствителен к холоду. Когда он хотел заснуть, то я возвращался, чтобы потушить лампу, и затем поднимался в свою комнату, которая находилась как раз над спальней его величества. Рустам и дежурный слуга спали в маленькой комнате, примыкавшей к спальне императора; и если он нуждался во мне в течение ночи, то мальчик из гардеробной, спавший в прихожей, приходил за мной. Для ванны императора всегда держалась горячая вода, ибо часто в любой час ночи, а также и дня, у него неожиданно могла возникнуть прихоть принять ванну.

Каждое утро и каждый вечер, в момент пробуждения и отхода ко сну, его величество посещал доктор Иван.

Хорошо известно, что император часто вызывал к себе ночью своих секретарей и даже министров. Во время пребывания Наполеона в Варшаве князь Талейран однажды был вызван к нему уже после полуночи; он сразу же явился и имел продолжительную беседу с императором. Работа затянулась до поздней ночи, когда его величество, устав, погрузился в сон. Князь, который побоялся выйти, опасаясь, что тем самым разбудит императора и тот заставит его возобновить беседу, огляделся вокруг и, заметив удобный диван, растянулся на нем и тут же заснул. Меневаль, секретарь его величества, не желая ухолить, пока министр не покинет императора, и зная, что император, вероятно, вызовет его после ухода Талейрана, с большим нетерпением ждал окончания затянувшейся беседы; а что касается меня, то мне было не до шуток, поскольку я не мог лечь спать без того, чтобы не убрать лампу из комнаты его величества.