Наполеон. Годы изгнания - [202]

Я только успел высказать эту мысль, как вошел Сен-Дени, объявивший о прибытии гофмаршала, которого я оставил наедине с императором. На столе в спальной комнате императора я увидел написанный карандашом список имен: герцог Виченцский (Коленкур), Ровиго (Савари), Сегр, Монтескью, Дарю, Друо, Тюрен, Арно, Денон. Благодаря этому списку я узнал, кого именно император хотел с удовольствием видеть около себя вместо гофмаршала, если бы последний покинул остров Святой Елены. Судьба решила иначе, и слова, сказанные императором ранее, оказались пророческими: «Имя Бертрана связано с моим, и пока я жив, он будет жить».

Д-р Антоммарки был тем человеком, который с наибольшим трудом приспосабливался к монотонной жизни в Лонгвуде. Он серьезно заболел, но быстро выздоровел. Чтобы как-то его занять, император заставлял его совершать поездки верхом по острову, заходить в английский военный лагерь, посещать там больных и изучать наиболее распространенные там болезни. Эти задания предоставили доктору определенную степень независимости. Император не обращал внимания на его прогулки в город или в другие места, пока сам чувствовал себя хорошо, но они стали предметом строгой критики доктора со стороны императора, когда состояние здоровья Его Величества потребовало постоянной заботы и внимания врача.

Я уже говорил, что император более не работал, его силы убывали, и даже ветер вызывал у него боль. Доктор считал, что необходимо к обеим рукам императора приложить нарывные средства. Император отказался: «Не думаешь ли ты, — заявил император, — что г-н Лоу и без того подвергает меня основательным пыткам, чтобы еще и ты захотел принять в них участие». Доверие Его Величества к доктору пока еще не установилось, и поэтому граф де Монтолон и гофмаршал убедили императора в том, что предложение д-ра Антоммарки может дать отличный результат. Итак, однажды утром император протянул доктору обе руки, но нерасположение императора к предложенной процедуре было очевидным. Доктор приложил нарывные средства на каждую руку. Однако эти нарывные средства не имели положенной формы, то есть, вместо того чтобы быть круглыми или овальными, они были просто квадратными. Император выразил свое удивление, когда эти средства были уже приложены к его рукам, и пожаловался на то, что волосы не сбрили там, куда их приложили. Император весь день оставался в постели, и все это время его беспокоили эти средства, что повергло его в дурное настроение. Он предложил графу де Монтолону совершить прогулку вокруг военного лагеря, а меня попросил почитать ему. Он испытывал трудности в использовании рук во время обеда, и это еще больше испортило ему настроение. Он несколько раз вызывал доктора, но каждый раз ему докладывали, что тот еще не вернулся из города. Пришел гофмаршал; император пожаловался ему, что его плохо лечат и что его руки настолько скованны, что он не в состоянии даже двигать ими.

Когда доктор вернулся в Лонгвуд, его тут же привели к императору. Он спросил императора, как тот себя чувствует. «Не знаю, — резко ответил император, — оставь меня в покое. Ты приложил к моим рукам бесформенные нарывные средства, даже не побрив те места, куда ты их прикладывал; такую процедуру не назначили бы даже самому бедному пациенту в больнице; мне кажется, ты мог бы оставить одну мою руку свободной, не трогая обе руки! Это не дело, когда до такой степени связывают несчастного человека». Доктор хотел что-то ответить. «Убирайся прочь, — не дав доктору сказать слово, приказал император, — ты — невежда, а я еще больше, поскольку разрешил тебе сделать это». Когда нарывные средства были сняты с рук, оказалось, что они дали некоторый положительный результат и вернули императору аппетит; после нескольких недель перевязок ранки от нарывных средств высохли.

За последние пятнадцать месяцев разбивка садов и приведение их в порядок давали императору возможность ежедневно заниматься практическими делами и физическими упражнениями, необходимыми для его тела и ног; но теперь, с наступлением плохой погоды, состояние его здоровья ухудшилось. Отец Буонавита сильно расстроил доктора известием о том, что император предложил ему вернуться в Европу. Жантилини, основной лодочник на острове Эльба, попросивший разрешения последовать в Париж вместе с обслуживающим персоналом в качестве слуги, и на острове Святой Елены занимал эту же должность. Но он страдал от заболевания в груди до такой степени, что император решил, что он должен вернуться на Эльбу. И отец Буонавита, и Жантилини отложили свой отъезд, который состоялся только на следующий год.

Дни императора проходили в его комнате, которую он в течение дня в основном держал закрытой. Если он выходил из своих апартаментов, то для того, чтобы прокатиться в карете или немного погулять в саду, посидеть там и провести час в обществе графа де Монтолона или гофмаршала.

Сама графиня Бертран была больна и редко навещала императора, к тому же у ее младшего сына Артура тоже было заболевание печени. Летаргическое состояние императора возрастало с каждым днем: если он выходил на прогулку, то воздух казался ему плохим и сырым. Он возвращался и обычно шел в бильярдную комнату, давая указание, чтобы все окна и двери плотно закрыли. Граф Бертран и граф де Монтолон сменяли друг друга, а во время их отсутствия с императором оставался я. У него пропал аппетит, любая еда казалась ему невкусной. Он ел только жареное мясо, и ему обычно подавали самую мягкую часть; он высасывал из мяса сок, будучи не в состоянии проглатывать само мясо. Бульон ему казался вкусным только тогда, когда он напоминал ему сок, что было вредно для его пищеварения; он принимал врача, не рассказывая ему о своем самочувствии.