Наполеон. Годы изгнания - [194]

Император рассказал, как однажды, когда он готовился отправиться в Египет, императрица Жозефина попросила его взять с собой карлика, находившегося у нее в услужении, которому, как она заявила, император мог вполне доверять. «Я так и сделал, и этот карлик казался мне достойным ее слов до тех пор, пока я не покинул Египет, чтобы отправиться в Сирию. Я оставил карлика со всеми моими вещами, и вскоре после этого распространились слухи о том, что мы потерпели поражение и убиты. Этот плут, уверенный, что я не вернусь, задумал продать мой винный погреб с большим выбором отличных вин. Он был очень разочарован, когда вновь увидел меня, и еще больше расстроился, когда в его присутствии мой дворецкий сообщил мне, что у меня осталось только несколько бутылок вина. Я спросил карлика, что он сделал с моими винами, и он признался, что, считая меня убитым, продал вино, чтобы заработать деньги. Я настолько рассердился, что хотел повесить его, но ограничился только тем, что вышвырнул его вон».

«Сир, — добавил гофмаршал, который был свидетелем той сцены, — я хорошо помню тот случай. Мы пили прекрасное вино, выставленное из погреба генерала, командующего армией в Каире, в доме одного высокопоставленного офицера. Этот генерал не стал хвастаться тем, каким образом ему досталось это вино».

В декабре перепланировка садов и посадка новых деревьев закончились. Для того чтобы обеспечить тень около дома, мы, не задумываясь, даже рискуя, что деревья погибнут, перенесли несколько старых деревьев к дому вместе с большим количеством земли на их корнях. Эта операция потребовала усилий двадцати человек. Мы уже успешно проделывали это с лимонными деревьями, которые создали императору такое хорошее убежище в маленьком саду; на этот раз мы решили пересадить дубы, которые на этой широте — или по крайней мере в Лонгвуде — не вырастали высокими, но были с длинными развесистыми ветвями, как у яблонь во Франции. Мы пересадили несколько дубов, которые хорошо принялись на новом месте, а один из дубов был назван «императорским дубом»; он был посажен у тропинки около дома. Если император не завтракал внутри дома, то он просил, чтобы ему подали завтрак под его дубом, который своими развесистыми ветвями обеспечивал тень. Были также пересажены и персиковые деревья. И они росли очень хорошо. Через двадцать лет, когда меня призвали вернуть останки императора с острова Святой Елены, я не обнаружил и следа садов: исчезло буквально все. Стоял только дуб, но он не вырос; на прежнем месте с частью насыпи, поросшей травой, все еще был большой каменный водоем, но теперь уже полностью разрушенный.

Однажды императору захотелось позавтракать вместе с шумной компанией детей графини Бертран. Сен-Дени рассказал мне, что завтрак проходил в хорошей обстановке, но к его завершению дети принялись бросать друг в друга хлебные шарики. Император посадил на свои колени самого младшего из детей и, целуя его, стал поддразнивать тем, что тянул его за уши. Эта сцена, происходившая под апельсиновыми деревьями, напомнила мне о том, как император вел себя со своим сыном. Когда госпожа де Монтескью приносила Римского короля к императору во время его завтрака, император обычно сажал сына на колени и давал ему попробовать подкрашенную вином воду — хотя Римский король еще кормился от груди — или подносил к губам сына немного мясной подливки или соуса, в зависимости от того, что у него было под рукой. Графиня де Монтескью возражала против такого угощения: император обычно разражался смехом, а Римский король вслед за отцом тоже начинал смеяться. Императрица, присутствовавшая при этих сценах, также выглядела веселой, но обычно она не знала, как ей поступать, или из-за присущей ей застенчивости, или из-за опасения обидеть своего сына. Она не демонстрировала по отношению к сыну непроизвольных порывов нежности, которые проявляют к своим детям матери; она даже чувствовала себя неловко, когда брала сына на руки, и это обстоятельство дало повод для слухов о том, что она не любит своего сына. Моя мать всегда говорила мне об обратном: императрица испытывала большую любовь к Римскому королю. Это правда, что она редко брала его на руки, но если она не проявляла внешних знаков своей большой любви к нему, то это потому, что он всегда был в сопровождении госпожи де Монтескью. Императрица привыкла чувствовать себя не совсем комфортно в присутствии этой дамы, в отношении которой она не всегда была справедлива, в то время как император знал, как следует демонстрировать свое доверие к г-же де Монтескью.

Присущие императрице великодушие и чувствительность делают честь ее сердцу и душе. Во время ее пребывания во Франции она не давала никакого повода, чтобы ее могли в чем-то упрекнуть. Моя мать всегда говорила мне, что первая реакция императрицы в отношении людей всегда была превосходной, но дурное влияние, которое оказывали на нее, портило все. Достойно сожаления, что позднее, будучи внучкой Марии Терезы, она не знала, как оставаться вдовой Гектора.

В течение длительного времени вода в Лонгвуд доставлялась только в бочках, которые китайские слуги тащили на ручных тележках. Губернатор дал указание осуществить большие работы по строительству вместительного водного резервуара у пика Дианы; когда эта работа была завершена, вода по трубопроводам стала поступать не только в Лонгвуд, но также и в английский военный лагерь. Некоторое время струйка воды текла по трубопроводам в сооруженный нами резервуар, возвышавшийся над землей на несколько футов. Из этого резервуара мы могли распределять воду в те места в саду, где орошение было затруднено. У императора зародилась идея соорудить бассейны, вода в которые будет доставляться по трубопроводам; сады раскинулись на слегка наклонной плоскости, и поэтому было легко направлять избыток воды из одного бассейна в другой. Император определил очертания, которые он хотел придать первому бассейну, намеченному на самом высоком месте, а также его широту, его глубину и размеры двух других бассейнов, запланированных ниже первого.