Наполеон. Дорога на Варенн - [17]

Наконец, 7-го числа того же месяца они покидают Корсику и держат курс на Францию, от которой их отделяют лишь семьдесят льё.

Вечером 8-го их извещают сигналами о появлении эскадры из четырнадцати кораблей.

Гантом предлагает повернуть на другой галс и возвратиться на Корсику.

— Нет, — повелительно восклицает Бонапарт, — поднять все паруса, все по местам; курс — северо-запад, северо-запад, полный вперед!

Вся ночь проходит в тревоге.

Бонапарт не покидает палубу; он велит приготовить большую шлюпку, сажает в нее двенадцать матросов, приказывает своему секретарю отобрать самые важные бумаги и назначает двадцать человек, с которыми намеревается высадиться на берег Корсики.

Однако при свете дня все эти предосторожности становятся ненужными, все страхи рассеиваются, и флот берет курс на северо-восток.

Восьмого октября, на рассвете, уже виден Фрежюс.

В восемь часов утра они встают на рейд.

В городе немедленно разносится слух, что на одном из двух фрегатов находится Бонапарт.

Море тотчас же покрывается лодками.

Все санитарные меры, которые Бонапарт и сам предполагал нарушить, преданы забвению народом; людям тщетно указывают на грозящую им опасность.

— Уж лучше чума, — отвечают они, — чем австрийцы.

Бонапарта сопровождают, тянут за собой, несут.

Это празднество, это овация, это триумф.

Наконец, среди всеобщего воодушевления, приветственных возгласов и исступленного восторга, Цезарь ступает на землю, где теперь нет Брута.

Спустя полтора месяца Франция имеет уже не директоров, а трех консулов, и среди этих трех консулов есть один, который, по словам Сиейеса, все знает, все делает, все может.

Мы подошли к 18 брюмера.

III ПЕРВЫЙ КОНСУЛ БОНАПАРТ

Первой заботой Бонапарта, когда он достиг высшей должности в государстве, еще не залечившем кровоточащие раны гражданской и внешней войны и изнуренном своими собственными победами, стала попытка установить мир, покоящийся на прочных основах.

И потому 5 нивоза VIII года Республики, отставив в сторону все дипломатические формальности, которыми государи обычно обставляют свою мысль, он собственной рукой написал непосредственно королю Георгу III письмо, предлагая ему союз между Францией и Англией.

Однако король хранил молчание и ответить на письмо взялся Питт: это означало, что в союзе отказано.

Отринутый Георгом III, Бонапарт повернулся в сторону Павла I.

Осведомленный о рыцарский характере этого государя, он подумал, что по отношению к нему надо действовать по-рыцарски.

Он собрал вместе внутри Франции всех русских солдат, взятых в плен в Голландии и Швейцарии, приказал одеть их в новые мундиры и отослал на родину, не потребовав ни выкупа, ни обмена пленных.

Бонапарт не ошибся, полагая, что таким поступком он обезоружит Павла I.

Узнав об этом учтивом жесте первого консула, Павел I отозвал русские войска, еще остававшиеся в Германии, и заявил о своем выходе из коалиции.

Что же касается Пруссии, то у нее с Францией были хорошие отношения, и король Фридрих Вильгельм старательно соблюдал условия мирного договора 1795 года.

Бонапарт отправил к нему Дюрока, чтобы побудить короля растянуть кордон его войск вплоть до Нижнего Рейна и тем самым сделать менее протяженной линию, которую французам приходилось оборонять.

Прусский король дал на это согласие и пообещал употребить свое влияние на Саксонию, Данию и Швецию для того, чтобы они соблюдали нейтралитет.

Так что в коалиции оставались лишь Англия, Австрия и Бавария.

Однако эти три державы были далеко не готовы возобновлять военные действия.

Стало быть, Бонапарт имел время, не теряя из виду этих противников, бросить взгляд на внутренние дела.

Местопребыванием нового правительства стал дворец Тюильри.

Бонапарт жил в королевском дворце, и мало-помалу в этих покоях вновь стали появляться прежние придворные обычаи, изгнанные оттуда членами Конвента.

Однако следует сказать, что главной из привилегий короны, которую присвоил себе Бонапарт, было право помилования.

Господин Дефё, французский эмигрант, захваченный в Тироле, был препровожден в Гренобль и приговорен к смерти.

Бонапарт узнает эту новость, велит своему секретарю написать на клочке бумаги: «Первый консул приказывает отсрочить исполнение приговора в отношении г-на Дефё», подписывает этот лаконичный приказ и отправляет его генералу Ферино, — и г-н Дефё спасен.

Затем в нем начинает пробуждаться страсть, которая со временем займет у него главное место после страсти к военному делу, — страсть к монументальному строительству.

Вначале он довольствуется тем, что приказывает снести торговые ларьки, загромоздившие двор Тюильри.

Но вскоре, выглянув в одно из окон дворца и возмутившись тем, что набережная Орсе обрывается в том месте, где Сена, разливаясь каждую зиму, препятствует сообщению с Сен-Жерменским предместьем, он пишет распоряжение: «Набережная у Школы плавания должна быть закончена следующим летом» и посылает его министру внутренних дел, который спешит исполнить приказание.

Каждодневное стечение людей, переправляющихся через Сену на лодках между Лувром и школой Четырех Наций, указывает на то, что в этом месте нужен мост: первый консул посылает за господами Персье и Фонтеном, и, словно некое волшебное сооружение, с одного берега на другой протягивается мост Искусств.