Наполеон. Дорога на Варенн - [12]

— Вот так я сотру вас всех в порошок, раз вы этого хотите.

Дипломаты настраиваются на более мирной лад; приступают к зачитыванию договора.

В его первой статье император заявляет, что он признает Французскую республику.

— Вычеркните этот параграф, — восклицает Бонапарт, — Французская республика подобна солнцу на горизонте: слепы те, кого не поразило ее сияние!

Таким образом, в возрасте двадцати семи лет Бонапарт держит в одной руке меч, которым он делит на части государства, а в другой весы, на которых он определяет вес монархов.

Тщетно Директория предписывает ему путь, каким он должен идти: он идет своим путем.

И если он еще не повелевает, то уже не подчиняется.

Директория напоминает ему в своих письмах, что Вурмзер является эмигрантом; Вурмзер попадает в руки Бонапарта, который оказывает ему все знаки почтения, каких заслуживают его несчастье и его старость.

Директория употребляет по отношению к папе оскорбительные выражения — Бонапарт всегда уважителен к папе в своих письмах к нему и называет его не иначе как пресвятейшим отцом.

Директория изгоняет священников и объявляет их вне закона — Бонапарт приказывает своей армии воспринимать их как братьев и почитать как пастырей Божьих.

Директория пытается искоренить последние следы аристократии — Бонапарт пишет приверженцам народовластия Генуи, порицая их за крайности, до которых они доходят в отношении дворянства, и дает им понять, что если они хотят сохранить его уважение, то должны пощадить статую Дориа.

Двадцать шестого вандемьера VI года подписан Кампо-Формийский мирный договор, и Австрия, которой уступают Венецию, отказывается от своих прав на Бельгию и от своих притязаний на Италию.

Бонапарт покидает Италию и направляется во Францию; 15 фримера того же года (5 декабря 1797 года) он прибывает в Париж.

Бонапарт отсутствовал два года, и за эти два года он взял в плен сто пятьдесят тысяч солдат, захватил сто семьдесят знамен, пятьсот пятьдесят пушек, шестьсот полевых орудий, пять понтонных парков, девять 64-пушечных линейных кораблей, двенадцать 32-пушечных фрегатов, двенадцать корветов и восемнадцать галер.

Более того, уезжая, как мы говорили, из Франции с двумя тысячами луидоров, он отправил туда, в несколько приемов, около пятидесяти миллионов.

Вопреки всем античным и современным порядкам это была армия, кормившая свое отечество.

С наступлением мира Бонапарту стало понятно, что его военная карьера подошла к завершению.

Неспособный оставаться в бездействии, он домогался места одного из двух членов Директории, которые вскоре должны были смениться.

К несчастью, ему было всего лишь двадцать восемь лет: подобное назначение стало бы столь грубым и столь поспешным нарушением Конституции III года, что никто не решился выступить с таким предложением.

Так что он вернулся в свой небольшой дом на улице Шантерен, заранее борясь всеми помышлениями своего гения против врага куда более страшного, чем все те, каких ему удавалось побеждать прежде, — забвения.

— В Париже не хранят памяти ни о чем, — говорил он. — Если я надолго останусь в праздности, я погиб. В этом огромном Вавилоне одна известность приходит на смену другой; стоит мне три раза показаться в театре, и на меня больше даже не взглянут.

Вот почему в ожидании лучшего он делает все, чтобы стать членом Института.

Наконец, 29 января 1798 года он говорит своему секретарю:

— Бурьенн, я не хочу оставаться здесь; здесь нечего делать. Они не хотят ничего слушать. Мне понятно, что если я останусь, то скоро пойду ко дну. Здесь все быстро теряет свою новизну, и от моей славы уже ничего не осталось. В маленькой Европе ее много не добыть. Это кротовая нора. Великие державы и великие перевороты были только на Востоке, где обитают шестьсот миллионов человек. Надо ехать на Восток, все великие славы приходят оттуда.

Стало быть, ему нужно было превзойти все великие славы.

Он уже сделал больше, чем Ганнибал, и сделает впредь не меньше, чем Александр Македонский и Цезарь; на Пирамидах, где начертаны два этих великих имени, недостает его имени.

Двенадцатого апреля 1798 года Бонапарт назначается главнокомандующим Восточной армией.

Как видим, ему уже достаточно лишь потребовать, чтобы получить.

Прибыв в Тулон, он докажет, что ему достаточно лишь приказать, чтобы добиться повиновения.

За день до его прибытия в этот город там был расстрелян восьмидесятилетний старик.

Шестнадцатого мая 1798 года он пишет следующее письмо в чрезвычайный трибунал 9-го военного округа, учрежденный в силу закона от 19 фрюктидора:

«БОНАПАРТ, ЧЛЕН НАЦИОНАЛЬНОГО ИНСТИТУТА.

С великой скорбью, граждане, я узнал, что старики в возрасте от семидесяти до восьмидесяти лет, а также несчастные женщины, беременные или с грудными детьми на руках, были расстреляны как обвиненные в эмиграции.

Неужели солдаты свободы сделаются палачами?

Неужели жалость, которую они выказывали даже в пылу сражений, умрет в их сердцах?

Закон 19 фрюктидора явился мерой общественного спасения. Его цель состояла в том, чтобы покарать заговорщиков, а не несчастных женщин и дряхлых стариков.

Поэтому я призываю вас, граждане, всякий раз, когда закон представит на ваш суд стариков старше шестидесяти лет или женщин, заявлять, что даже в пылу сражений вы щадили стариков и жен ваших врагов.