Наперегонки с Саванной - [3]

Когда мы достигаем вершины холма, в поле зрения появляются трассы и сараи.

— Мы на месте, – сказал Джек, глядя на меня.

Несколько парней-берейторов² верхом ездили по двум тренировочным дорожкам. На лугу, вне трасс, расположены стога сена и сад, полный подсолнухов и овощей, – между тренировочными дорожками и особняком. Самая большая из шести конюшен больше, чем Волмарт. Конюшня, в которой работал мой отец в Западной Вирджини лачуга по сравнению с этой.

Вригли начинает фыркать мне в волосы и водит своей мордой о моё лицо.

— Ничего себе! – говорит Джек. — Вригли не любит никого, кроме меня. Мой отец не седлает его из-за того, что Вригли слишком упрям и неприятен.

— Может твой отец просто ленивый и не хочет ездить на нем, — я поцеловала морду лошади. — И быть упрямым путь к освобождению от всего этого.

— Возможно.

— Твой отец позволил оставить Вригли, хоть он и не ездит на нем? – Уход за чистокровной лошадью в год стоит больше, чем новый пикап.

— Я люблю его и верю, что мы можем обучить его. — Джек гладит шею лошади. — Ты очень хорошо ладишь с лошадьми. Твой отец владеет фермой?

Я снова смеюсь.

— Мой? Владеет фермой? – Вригли снова толкает меня и начинает ржать. Так он говорит “привет”. — Здравствуй, — говорю ему в ответ.

— Вригли, — говорит Джек, оборачивая поводья вокруг своей руки. — Нехорошо быть таким наглым.

— Какой милый мальчик. — Я снова целую лошадь.

— Спасибо, — говорит Джек, усмехаясь.

— Я говорила это о лошади.

— Я не верю тебе. Мой братан Вригли не сравниться со мной. Правда, братан? — он хлопает Вригли по боку.

— Джек всегда такой придурок? — спрашиваю я у лошади. Не могу поверить, что сказала это. Я чувствую, как мое лицо становится цвета клубничного мороженного, но Джек смеется и просто сияет. Мне лучше следить за своим языком, пока Гудвины не выгнали меня отсюда.

Я роюсь в своем заднем кармане и достаю леденец с апельсиновым вкусом. Вы знаете, что некоторые люди принимают успокоительное? Ну, а я ем конфеты. Я снимаю обертку и засовываю конфету в рот. Мгновенное облегчение. Я ловлю взгляд Джека. Он оказался лучше, чем я полагала. Еще у него есть чувство юмора.

— Кто ты? — спрашивает Джек с этой дерзкой ухмылкой на его лице. — Ты пришла с сенатором Рольстаном, чтобы встретиться с моим отцом сегодня? Вы с ним родственники?

Я? Родственница сенатора? Я смотрю вниз на мои дырявые джинсы, ботинки и узкую черную футболку. Я собираюсь признаться, что только переехала в Хиллкрест и, следовательно, никогда не смогу заговорить с их семьей, потому что Гудвины охраняют свою частную жизнь, но мужчина выбегает из дома и бежит прямо к нам, так что я ничего не успеваю сказать.

— Джек! – мужчина одет так же, как и Джек: заправленная рубашка, темные джинсы и ковбойские сапоги. — Эбби Винчестер звонит на домашний уже восемь раз со времени завтрака и ищет тебя. Я собираюсь разбить телефон об стену.

Восемь раз? Са-мо-у-бий-ца, пою я про себя.

Джек держит поводья Вригли жесткой хваткой и делает глубокий вздох.

— Привет, пап.

Мистер Гринвуд продолжил:

— Почему ты не отвечаешь на сотовый... — он замолчал и посмотрел на мои рыжие волосы, веснушчатую кожу и короткое тело, будто созданное управлять лошадьми, затем его глаза расширились. — Ты дочь Дэнни Барроу?

— Да, я Саванна Барроу.

— Ты дочь нашего нового конюха? — Джек нахмурился.

— Могу ли я увидеть тебя в моем кабинете, сын? — Мистер Гудвин проводит рукой по волосам.

—Конечно, сэр. Саванна, можем ли мы встретиться позже? Мы могли бы...

— Сейчас же, — говорит мистер Гудвин.

Джек обвязывает поводья Вригли вокруг столба, его голос меняется с обычного на супер серьезный.

—Рад познакомиться с тобой, Саванна. Если ты извинишь меня, — затем он исчезает внутри дома с отцом и тремя собаками вокруг его ног.

Я осторожно глажу морду Вригли и смотрю на белый особняк.

Сейчас, когда Джек узнал, кем я на самом деле являюсь, дочерью конюха, он даже мельком не взглянул на меня.

Замечательно.

Глава 2 . Испытание

На пути в Хиллкрест для получения конных принадлежностей, я обхожу каменную стену, которая служит в качестве ограждения собственности. Мама сказала мне однажды: “Богачи называют эти стены рабскими”. Было странно слышать от мамы такое, я начала отрицать, а она продолжила: “Мы можем это игнорировать или учиться на своей истории. Я предпочитаю второе”.

Что бы только я сейчас не отдала, чтобы снова услышать её голос.

Она умерла, когда мне было 11 лет после того, как у нее обнаружили рак груди за год до этого. У нее была уже четвертая стадия, когда доктор обнаружил болезнь, но она упорно сражалась. У нас не было страховки, так что мы не могли позволить себе оплатить все эти заоблачные медицинские счета по 200 тысяч долларов. Потом мама умерла, а на отца свалился весь груз долгов. И без нее весь мой мир разрушился.

Папа работал конюхом у состоятельного владельца конюшни, которого больше интересовали азартные игры, чем собственные лошади и их тренировки. Также его не волновала вся это чепуха, что у его работников нет страховки, он тренировал лошадей на площадке, когда те были уставшими, загнанными или еще хуже.

Вскоре после того, как мама умерла, папа сказал, что ему нужна моя помощь с кобылицей по кличке Муншадоу, которая стала вялой после того, как у нее забрали первого жеребенка. Мистер Кейтс совершенно не волновался по этому поводу, но только не я. Я сказала папе, что помогу ей почувствовать себя лучше.