Напасть - [22]

Шрифт
Интервал

С этими словами Эсьма покинула комнату.

* * *

... Вечерело. Близилось время намаза. Аиша омыла ноги и, вступила в молельню с упованием на милость Всевышнего к дочери. Тем временем во дворце совершала намаз шахбану. Едва закончила молитву, как вошла служанка:

-Малейка, тебя хочет видеть одна женщина...

-Кто она?

-Не знаю... Она наглухо прикрыла лицо платком.

-А может, это мужчина?.. Недруг?

-Не-ет. Не мужчина. Раз хаджа1 впустил... Да я и сама прощупала поверх чадры...

-Хаджа, значит впустил?

-Да. Ему поручили какое-то дело от имени благословенного Аббаса Мирзы, паду у ног его... Хаджа перепоручил гостью мне и ушел...

-Ну, женщина женщиной... а может, при оружии?

-Что ты госпожа! Говорю же: проверила.

-Что же угодно ей?

-Не сказала... Все плачет и плачет...

-Ладно. Впусти. И не отлучайся. Можешь понадобиться.

"Слукавила служанка, - подумала шахбану. - Знает пришелицу. Судя по излишнему усердию".

Занавеска откинулась.

Ей предстала женщина в черной чадре, с лицом, прикрытым черным платком-рубендом; сквозь покров угадывалась ладная стройная фигура.

-Кто ты, что тебе угодно? Не дадите и помолиться, - недовольно проговорила шахбану. - Если милостыню просишь - могла бы обратиться к служителю горема.

Незнакомка опустилась на колени и откинула рубенд с лица. Это была Эсьма. С опухшими и воспаленными от слез глазами. В свете лампад она выглядела бледной.

-Ты...

Шахбану узнала. И взъярилась:

-Ты... губительница сына моего! Зачем явилась? Как посмела? Убирайся с глаз моих!

Эсьма, простирая руки к грозной малейке, давясь слезами, подползла к ней на коленях.

-Малейка!..

-Ты порушила мой очаг!

-Выслушай меня...

-Ты отравила жизнь мою... Ты, твой отец, твой род... Как Эсьма, отравившая имама нашего...

-Помилуй... пощади...

-Еще не приговорили тебя к казни... Рано просить пощады...

-Я... сама приговорила себя, малейка! Я пришла... чтобы стать рабой твоей, служанкой твоей. Пытай меня, но не гони. Я пришла принять твой таригат. Если есть грех за мной - прости великодушно...

Она произнесла молитву шиитов. И пала ниц перед шахбану, рыдая.

Шахбану смешалась перед таким искренним изъявлением горя и смирения.

Услышав последнюю фразу "кялмеи шехадет", с упоминанием имама Али (как полагается у шиитов), Хейраниса-бейим дрогнула и сменила гнев на милость. Подняла девушку и прижала ее голову к своей груди...

Казалось, шахбану в этом прикосновении чает уловить дух убиенного сына. Как если бы она обнимала любимую невестку, хранящую тепло ласк и дыхания Гамза Мирзы...

Шахбану забыла обо всем, повинуясь этому неизъяснимому чувству сострадания. И, не доставая платка, стала совсем по-простецки, как селянки в ее мазандарских краях, краем косынки утирать слезы девушке. Крикнула, повернувшись к занавеске.

-Где вы запропастились!

Служанки, горничные, затаившиеся за занавеской, все слышали. И были растроганы до слез.

Они тут же прибежали.

-Воды... гюлаб принесите...

Конец Мехти-Улии

В доме у Мусеиб-хана собрался совет старейшин, предводителей племен. Все были потрясены и разгневаны недавней вероломной расправой. Шахбану, обещавшая не карать оклеветанного мазандарского правителя правоверного шиита Мирза-хана, ни в чем не повинного, изменила своему слову. По ее приказу молодой хан был тайком удавлен в крепости. Эта весть вывела из себя гызылбашских старейшин.

-Это неслыханно! Нас, аксакалов, в грош не ставят!

-Как ей после этого верить?

-Зарвалась!

-Надо идти к шаху...

-Верно.

-Но и шах под ее дудку пляшет...

-Пора и своим умом жить.

-Мы, гызылбаши, возвели его на престол.

-Пусть вспомним, как правили его отец... его дед...

-Ладно, - хозяин дома, доводившийся близкой родней шаху, подвел итог.

-Я пойду к шахиншаху и сообщу о желании эмиров увидеться с ним.

Добронравному Мусеиб-ханеу все доверяли. Раньше он не вмешивался в свары между двором и вотчинами. Но и его возмутило самоуправство и бесчинство шахбану. До него дошли слухи и о том, что между Хейраниса-бейим и недавно убитым Адилем Гиреем якобы существовали амурные отношения. Мусеиб=хан, как человек обстоятельный и рассудительный, не был склонен верить подобным сплетням, хотя и не питал особой приязни к шахбану. Знал, что она отважна, честолюбива, крута, но чтобы пасть до измены... Однако последние ее деяния, явное желание взять бразды правления в свои руки, подковерные игры и закулисные наущения, жертвой которых пали безвинные люди, переполнили чашу терпения. Итак, гызылбашские эмиры пришли к единому мнению. Быть может, впервые. И решили действовать сообща.

В их намерения входило и отстранение от дворца суннитов, инородцев. Свои счеты они могли отложить на потом. Надо было сперва убрать с дороги Мехти-Улия и ее приспешника Мирзу Салмана. Это означало борьбу насмерть.

Мусеиб-хан добился приема у шаха.

В вечер перед святой пятницей шах принял эмиров, предводителей общин и племен.

Шахбану пришлось выслушать немало горьких и нелицеприятных речей и обвинений. Крепилась, но на душе накипевшему гневу.

-Да славится шах! В державе Иранской один властелин. Но ваша благоверная супруга малейка Хейраниса-бейим, похоже, забыла об этом...


Еще от автора Азиза Мамед кызы Джафарзаде
Баку 1501

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Звучит повсюду голос мой

Этот роман посвящен жизни и деятельности выдающегося азербайджанского поэта, демократа и просветителя XIX века Сеида Азима Ширвани. Поэт и время, поэт и народ, поэт и общество - вот те узловые моменты, которыми определяется проблематика романа. Говоря о судьбе поэта, А. Джафарзаде воспроизводит социальную и духовную жизнь эпохи, рисует картины народной жизни, показывает пробуждение народного самосознания, тягу простых людей к знаниям, к справедливости, к общению и дружбе с народами других стран.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.