Нам не страшен Хуливуд - [20]

– А что насчет мертвого водителя? – спросил Свистун. – Что насчет обезглавленного тела?

– Никакого тела не было, идиот вы несчастный! Это был манекен из инвентаря киностудии. Водитель вез его в съемочный павильон.

Свистуна внезапно скрючило: сырость отозвалась судорогами в паху.

– Берите же! – Тиллмэн вновь подсунул ему сотенные. – Вы все сделали правильно. Доставили эту сучку домой.

Свистун уставился на деньги, потом посмотрел Тиллмэну в глаза. Ему хотелось предложить актеру вставить эти сотни себе в задницу. Но из-за этого минутного удовольствия, подумал Свистун, тебе придется вернуться домой на две сотни беднее.

Он взял деньги из руки у Тиллмэна, не прикоснувшись пальцами к его пальцам и не оторвав взгляда от его глаз. Сложил их в четыре раза и спрятал в кармашек для часов. Мелкая добыча. Вернулся в свой "шевроле".

– Остается надеяться на то, что ваши ворота не нападут на мою машину.

Глава восьмая

Дождь в конце концов так и не прекратился. На всех четырех углах вновь не осталось ни души. У «Милорда» по-прежнему никого не было, кроме самого Боско, сидящего на высоком стуле за стойкой, и печального бродяги в мокрой фетровой шляпе, который, притулившись к стойке, хлебал из тарелки суп.

Айзек Канаан, а звали этого бродягу именно так, был третьим по должности детективом в голливудской полиции нравов, отдел по борьбе с сексуальной эксплуатацией несовершеннолетних. Глаза у него вечно были красными, словно он только что прекратил плакать. Работать он предпочитал в одиночку; о нем поговаривали, будто он никогда не спит.

Боско читал сочинение Чарльза Дарвина о естественном отборе как универсальном законе существования и развития. На огонек заглянул Свистун – и уселся в нише у окна. Поглядел в окно на обломки афишного стенда, все еще валяющиеся на тротуаре. Все остальное уже убрали; разве что кое-где попадались осколки стекла и подозрительного происхождения пятна.

Боско подошел, сунув книгу под мышку ампутированной выше локтя руки, и подал Свистуну чашку кофе.

– Присядь, – сказал тот. – Послушай, что мы сегодня ночью тут видели?

– Аварию, в которой погиб водитель и выбросило из машины обезглавленный труп. Аварию, виновником которой стал телеактер, то ли пьяный, то ли нанюхавшийся, которому захотелось побаловаться в машине вместо того, чтобы следить за дорогой.

– Именно так ты и ответил бы, если бы тебя спросили в официальном порядке?

– Нет, я бы сказал, что кто-то в машине отчаянно нажал на тормоза, чтобы не задавить бездомную кошку, после чего автомобиль пошел юзом и врезался в фонарь, убив самого водителя и выбросив на мостовую надувную куклу для кинотрюков, которая выглядела как обезглавленная женщина.

– Это ты и сказал?

– На этом и присягнул.

– Как же такое вышло?

– Потому что полицейские объяснили мне, что я видел именно то.

– Быстро же ты сдался!

– Я никогда не перечу полицейским. Боско с виноватым видом потер культю.

– Ну и говном же они нас заделали!

– Да кому какая разница? Кто станет докапываться до истины?

– Что, эта твоя штука тревожит тебя?

– Все время. То она чешется, то в ней появляется нечто вроде пульса, а то мне кажется, что и рука цела, даже кисть. Иногда мне кажется, будто я чувствую на коже ремешок часов, которые носил на этой руке.

– И как ты с этим борешься?

– Я никак не борюсь с вещами, бороться с которыми невозможно, – ответил Боско на все заданные ранее Свистуном вопросы.

– Такую премудрость ты извлек из всех книг, которые прочитал?

– Я извлек из книг, что мир или не замечает тебя, или же норовит загнать тебе дурака под кожу, – ответил Боско. – Я научился не слизывать слезу со швейцарского сыра. Научился тому, что железо имеет свойство ржаветь.

Здоровой рукой он стиснул Свистуну запястье медвежьей хваткой.

– Послушай, Свистун, тебе что, невдомек, что уже день? Что, не будь дождя, вовсю сияло бы солнце? Иди проспись. Нынешним утром ты этот мир все равно не спасешь.

– А тебя не занимает такой факт? В Новом Орлеане находят голову в отсутствие тела, а у нас, в Лос-Анджелесе, тело в отсутствие головы?

– Меня нет. В отличие от того истукана. Свистун посмотрел на сидящего у стойки Канаана.

– А он знает об аварии?

– Я у него не спрашивал, а сам он об этом не говорил.

Свистун встал из-за столика и подсел к детективу.

– Об аварии я слышал, – сказал тот.

– Когда?

– Только что.

– У вас отличный слух.

Канаан высыпал горсть крекеров в остатки супа.

– Завтрак? – спросил Свистун.

– Ужин.

– Ну, и почему, по-вашему, они раскрыли такой зонтик над Тиллмэном, что ему на голову не упало и капли?

– А кто такой Тиллмэн?

– Телеактер. Да вы сами знаете.

– Нет, не знаю. У меня нет времени смотреть телевизор. Да я бы и не понял, что показывают.

– Ну, так что вы об этом думаете?

– Думаю, что это дело по ведомству дорожной полиции. А возможно, и по отделу расследования убийств.

– Его отпустили Лаббок и Джексон.

– Наверное, у них были на то свои причины.

– А вам не хочется выяснить, какие именно?

Уперевшись локтем в стойку и продемонстрировав при этом три дюйма грязного рукава, Канаан поднял в воздух волосатую руку, почти столь же крупную, как у Боско.

– Что это такое?

– Ваша рука.