Наклонная плоскость - [27]

«Какой доширак?» Недоумевал Гриша. У меня, вон порш за окном, — говорил Гриша бравируя своей старенькой, но стильной машиной. «Порш, ковш» — я не знаю, не впечатлилась сотрудник опеки женского рода в сумашедшем платье цвета фукси с начесом.

«А жалобы на вас имеются. И не работаете вы. Где справка о доходах? И жена у вас с неустойчивой психикой, а еще у нас записано, что вы сектанты.»

«Сама ты сектантка» — чуть было не вырвалось у Гриши. Но он решил этого не говорить, а просто открыл ноут-бук и там страничку Википедии, в которой имелась статья про староверов.

Вот! — сказал гриша, указывая пальцем на начало статьи

«Что это вы мне свой компьютер под нос суете?» — искренне удивилась женщина. «Там в интернете вашем, чего только не напишут, маму родную продадут на органы. И не перекрестятся.»

Тетя оторвала от папки «Дело» свои ясные глаза и выразительно посмотрела на Гришу. Гриша опять сдежался, ласково улыбнулся даме в фукси и частично благодаря его сдержанности через неделю Глаша благополучно вернулась домой.

Алеша же домой не вернулся. На суде он не отвечал ни на какие вопросы, но постоянно смотрел на маму. И это дало повод Маше, которую обвинили во всех смертных грехах, рассчитывать на пересмотр дела. А пока ей разрешили видеть Алешу два раза в неделю под присмотром отца. Адвокат сказал, что шанс на выигрыш у них есть, пока же ее бывший муж заметно лидировал по количеству идиотских обвинений. В частности, в качестве обвинения фигурировал снимок, на котором Маша фотографирует на крыше голого мужчину. И хотя ничего страшного в нем не было, судьи решили, что настояшая мать не должна ходить по крыше с голым мужиком — у судей были свои преставления о материнстве.

Она знала, что у Гриши что-то случилось, но не знала, что именно. Это давило на нее сильнее того, что Алеша пока не вернулся. Но второй раз она не могла также запросто взять и явиться к нему домой. Если все хорошо — он должен позвонить сам. Через неделю ожидания, она не поленилась купить новую сим-карту, вставила ее в телефон и решительно набрала его номер. Она ожидала услышать что угодно, кроме бодрого: «Алле, алле, говорите, вас не слышно». И уже, убирая трубку ото рта, явно кому-то другому, кто был близко — «не знаю, незнакомый номер какой-то.» Маша долго сидела с трубкой, сердце ее билось даже под коленкой, потом она резко встала и импульсивно выкинула с балкона телефон. Странный это был жест, выкинуть невинный аппарат, теперь наверняка его подбирет какая-нибудь ПТУшница, или, как их там сейчас называют. Трубку было жалко и от жалости к ней, и к себе Маша заплакала. Что же это он, бодрый голос? Почему не позвонить ей просто. Почему? Не сказать, что все хорошо. Что же я не человек. Почему? Почему?

Терзания между «позвонить и спросить» и «не звонить и не спрашивать» длились три дня. Все эти три дня Маша ходила с трубкой, смотрела на нее, странно дыша, и ее сердце учащенно билось, затем она останавливала себя, шла курить и успокаивалась. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет, чтобы он сдох. Нельзя звонить. Нельзя. Что же делать? Ждать его около подъезда? А вдруг они выйдут оттуда всей своей чудовищной шестиголовой семьей. И все их головы увидят, как я истерзанная, пытаюсь спрятать свое тело за кустом. Что же он делает со мной? Как же можно? Через сутки у Маши кончились силы, она заснула тяжелым сном и проспала четырнадцать часов к ряду. Была суббота, и нужно было навестить Алешу. Маша шатаясь, зашагала в ванную, чтобы привести себя в порядок. С зеркала на нее смотрело одутловатое измученное лицо. Она бодрилась, умылась холодной водой, покрутила руками, чтобы размять суставы, помазала лицо кремом — на время оживившая порозовевшая кожа через миг приняла тот же цвет — старой слоновой кости. Маша села на ванную и стала выть, роняя и размазывая слюни.

Григорий и Варя переживали вторую молодость, он все время держал ее за руки, она от смущения всхлипывала. Он бесконечно гладил ее по голове. Они сидели вечером вместе Гриша, Глаша и мальчики. И вечера действительно были тихими и уютными, а дни светлыми и полными забот. Случилось лето и Гриша, за неимением большой суммы денег, отправил их всех на дачу, в придачу подселив к ним хорошую няню. Так любить семью было еще проще. Нежные разговоры по телефону два раза в день. Раз-два в неделю он вспоминал о Маше, как о чем-то далеком и прекрасном. Но однажды, вспомнив о ней, подскочил от ужаса. У нее же суд? Отдали ли ей ребенка? Какой же я мудак! Гриша трескаясь об углы, помчался за трубкой. Но по дороге, пока искал трубку, растерял свой благородный пыл. «А если отдали? Это значит, опять все возобновится. Что ей вообще говорить? А так приятно быть хорошим семьянином. Нет, уж лучше потерпеть. Наверняка, она бы и сама бы позвонила. Дейстивтельно, она то что не звонит? Ну, значит и не надо это ей. И не надо это ей.» Слова звучали бессмысленно. Но Гриша успокоил совесть глотком холодного пива. Целыми днями Гриша работал на новом объекте, а вечерами понял, что веселая жизнь кончилась отнюдь не у всех его друзей. Только из квартир она перетекла в небольшие галерейки. Гриша ходил на все, на открытия выставок, за закрытия, на честовования юбиляров, на джем-сейшны, а однажды, увлекшись этой светской игрой, даже придумал и устроил сеанс одновременного рисования, который имел большой успех в узких кругах. Там он познакомился с Жанной, приятной блондинкой промоутером. Чем то она напонимала Варю, однако в отличии от Вари, умела шутить и не имела ни одного ребенка, хоть бы даже очень маленького. Жанна была всегда чуточку холодной, ненавязчивой и Гриша никогда бы не подумал о ней ничего плохого, если бы один из друзей не сказал ему, что это именно она планирует Гришин досуг и зовет его через знакомых на все мероприятия, которые он посетил. Что же? Грише это льстило. Он стал с ней более ласков, и получил в ответ зардевшееся лицо восьмиклассницы. Тогда Гриша пошел дальше и на следующей случайной вечеринке подарил ей небольшую свою графическую работу, на которую затратил целых пятнадцать минут своего времени. Жанна приняла и опять зарделась. В этот вечер Гриша поехал ночевать к другу, он и сам не помнил мотивации, почему он к нему поехал? Ведь у него собственная квартира, да еще пустая. Когда он это обдумывал, в дверь к другу вошла Жанна. Она махнула Грише рукой, так как будто встретила его где-то в клубе случайно, а вовсе не на квартире его приятеля. Затем она разделась, вошла в комнату и начала быстро есть и шутить, а на Гришу как бы даже и не глядела. Ладно, подумал Гриша. Хорошо. Посмотрим. И тоже нажал на винегрет.