Наказанные народы - [57]

… значительная часть населения находится под влиянием религии. Мюридские общины различных толков, действующие в республике, пытаются контролировать морально — нравственные, семейно — бытовые, брачные и другие отношения, усилить свое тлетворное воздействие на молодежь[408].

Если судить по страницам «Грозненского рабочего», то получается, что мусульманское духовенство стало как бы «теневым государством» в государстве. При его благословении, участии и руководстве действуют, и притом очень активно, тайные суды «кхел», процветает калым, умыкание девушек, культивируется кровная месть, круговая порука и пр.[409] О любопытном случае противопоставления суда «кхел» народному суду рассказал, в частности, на X пленуме обкома партии С. С. Апряткин: в Назрановском районе народный суд привлек к ответственности группу расхитителей совхозного зерна. Затем тайно собрался суд «кхел», который постановил взыскать со свидетелей по этому делу в народном суде 7.400 рублей в пользу обвиняемых![410]

Однако трудно рассеять сомнение в том, не преувеличивают ли руководители ЧИ АССР степени влияния мусульманского духовенства, чтобы прикрыть свою некомпетентность, отсутствие собственного влияния и беспомощность в регулировании межнациональных отношений и тем самым оправдаться в глазах Москвы?

Третий официальный тезис состоит в том, что питательной почвой для разжигания национализма якобы служит внеклассовый подход к оценке исторических явлений, идеализации прошлого, неправомерное преувеличение заслуг отдельных личностей, попытки представить чеченцев и ингушей как народы, не знавшие классового расслоения и классовой борьбы[411].

Содержание этого тезиса начало затем уточняться и расширяться в выступлениях партийных руководителей, а затем и историков. Основное внимание было обращено на подчеркивание положительной стороны политики царской России на Кавказе. Секретарь обкома М. О. Бузуртанов совершенно серьезно усматривает прогрессивное значение присоединения Чечено-Ингушетии к России в том, что иначе она не была бы сейчас социалистической нацией (!). Возвеличивая подвиги душителя кавказских народов генерала Ермолова, он критиковал историков и писателей Чечено-Ингушетии за одностороннюю трактовку «основания Ермоловым крепости Грозный» и за замалчивание значения крепости «в общей системе укреплений против угрозы порабощения народов Кавказа, в том числе чеченцев и ингушей, со стороны турецко-персидских завоевателей и англо-французских колонизаторов»[412]. Подобных антинаучных высказываний не было слышно уже лет двадцать пять, со времени великодержавно-шовинистической кампании борьбы с космополитизмом. В унисон с Бузуртановым выступил и историк КПСС К. Ефанов. Он в свою очередь повторял безо всяких веских научных аргументов не только тезис о классовом расслоении Чечено-Ингушского общества и острой классовой борьбы в нем, предавая анафеме все исторические работы, в которых этот тезис либо отрицался, либо подвергался сомнению, но и утверждал, что народные движения на Кавказе в 60-х — 70-х гг. XIX века были спровоцированы турецкими агентами в интересах Турции и Ирана (?!)[413].

Эти и другие подобные выступления несомненно служат признаками усиления великорусского шовинизма в Чечено-Ингушетии.

Но с другой стороны, они, эти выступления, также свидетельствуют о тупике, в котором очутились руководители автономии, проводившие стереотипную и бесперспективную политику в области национальных взаимоотношений.

Далее, официальная точка зрения заключалась в том, что необходимо вести решительную борьбу с затушевыванием «негативных процессов» и не скрывать от народа, особенно от молодежи, историческую правду, которая заключается в том, что в период борьбы за установление советской власти и во время Великой Отечественной войны классовые враги, организованные в банды, помогали врагам советского государства и советское командование вынуждено было для борьбы с ними использовать фронтовые части Красной Армии[414].

В мае 1974 г. «Грозненский рабочий» опубликовал большую статью В. Филькина под заголовком «Расчеты, построенные на песке». За объективное освещение истории Чечено-Ингушетии в годы Великой Отечественной войны. Филькин попытался рассказать о сложности политической ситуации здесь в годы войны. В статье не приводится никаких цифровых данных о количестве людей, вовлеченных в «политический бандитизм» (выражение В. Филькина, которое, очевидно, должно заменить ранее употреблявшийся термин «бандитизм»), и обходится молчанием вопрос об участии северо-кавказцев в гитлеровских военных формированиях. Характеристика позиций социальных слоев во время войны носит слишком общий и потому бездоказательный характер[415].

В свете февральских событий 1973 г., по-видимому, выявился разрыв, образовавшийся между приобщением коренного населения к благам цивилизации и потребностями в духовной культуре. В былые времена в дни религиозных праздников горцы гарцевали на конях, украшенных желтыми флажками, теперь украшают «Москвичи» и «Жигули»… В то же время часто появляются сообщения о травле, которой подвергаются в ряде районов приехавшие туда врачи, учителя, представители других интеллигентных профессий некоренной национальности. О такого рода фактах писал, например, применительно к Малгобекскому, Шалинскому, Назрановскому, Ножай-Юртовскому районам заместитель министра внутренних дел Чечено-Ингушской АССР Д. Банашев