Награда за риск - [17]

— Аманда, мы же опаздываем! Даже часа не будем в седле — на завтрак здесь надо являться вовремя.

Ответом ему было урчание у нее в животе. Затем она объявила, что на голодный желудок не сядет на коня, что ее просто вывернет наизнанку и что лучше ему покататься одному.

— Я сейчас попрошу для тебя твой любимый рулет. — Он не оглядываясь вышел из спальни.

— А ты выглядишь как настоящий жокей! — крикнула она ему вдогонку, прежде чем войти в ванную. Когда она приняла душ и вернулась в спальню, на столике у кровати были два свежайших рулета, горшочек с маслом, баночка варенья и стакан оранжада.

— Пожалуйста, поторопись. — Он сидел в кресле, просматривая содержимое какой-то толстенной папки. — Здесь в летние месяцы только утром и вечером можно высунуть нос на воздух.

Эмма разрывала теплый рулет, упивалась дивным пенистым ароматом оранжада. Я быстро. Она с удовлетворением наблюдала, как тает масло на румяной корочке рулета. Впрочем, на наших ежегодных конкурсах на самого быстрого едока пирогов я никогда не занимала первое место. Но вот с едой было покончено, Эмма вытерла с губ крошки тыльной стороной ладони. Луис отложил бумаги и повел ее на конюшню. Он называл каждую лошадь по имени и награждал ласками. И не мог понять, почему Эмма тащится за ним с таким растерянным видом. Увы, это были совсем не те лошади, на которых ее учили ездить в детской школе верховой езды, когда ей было одиннадцать лет. Тогда за дополнительный урок она помогала чистить конюшню. Глядя на лошадей Кеведо, она подумала, что тех, наверное, брали с живодерни. Эти гладкие чистокровные красавцы и красавицы объявили бы забастовку, если бы их поставили в стойлах рядом с теми клячами.

— Знаешь такую поговорку: «Ей это идет, как корове седло». Так вот я эта самая корова.

Эмма уже поняла, что не стоит изображать из себя бравую наездницу. Конечно, неприятно признаваться Луису в своей неумелости, но тут речь идет о жизни и смерти.

Луис, уткнувшийся лбом в шею коня, отпрянул после ее слов.

Эмма припомнила себя девочкой, неловко объезжающей по кругу небольшое поле. Трудно было понять, кому это надоело больше: старшей девочке, которая ее подстраховывала, или престарелой лошади. В полумраке конюшни она робко признавалась, стоя к Луису спиной:

— Понимаешь, я могу рысью и легким галопом, но настоящим галопом, во весь опор — у меня это не выходит. — Положим, мало ли кто не умеет скакать во весь опор, но под разочарованным взглядом Луиса она готова была провалиться сквозь землю. — Я не умею также ходить на лыжах, нырять с аквалангом… Я никогда не ходила под парусом и не демонстрировала моды на подиумах Парижа.

Все это она выпалила с вызовом и надрывом. К середине своей тирады она уже поняла всю ее инфантильность и нелепость, но прерываться было поздно. В конце концов, пусть лучше считает ее дурой, чем то, что он себе навоображал. Да и слово не воробей. Ей ничего не оставалось, как застыть с вызывающим взглядом.

Он встретил ее взгляд как будто бы равнодушно, лишь ухмылка в углах губ выдала его.

— Вообще-то, если поискать, то можно найти в нас кое-что общее, — резюмировал он. Эмма удивленно вскинула брови. — Например, я тоже не демонстрировал моды на парижских подиумах.

Они оба беззаботно расхохотались, и напряжение было снято. Однако Эмма зарубила себе на носу, что впредь язычок надо держать на замке.

— До чего же у тебя красивый смех! Никто больше так не смеется.

Он по уже выработавшейся у него за время общения с Эммой привычке похлопал ее по щеке. И заметил, что после этого она густо покраснела. Вообще, чем пристальнее он теперь на нее смотрел, тем гуще она краснела.

Эмма отвернулась. Значит, не только за словами, но и за своими чувствами надо все время следить. Наверное, это после ночного инцидента она стала молниеносно откликаться на любое его движение. Да, это будет не неделя, а сплошные скачки: много препятствий и очень мало спокойных прогулок.

— Мигель! Седлай Эстреллу! — Она немного успокоилась, когда он отошел от нее и занялся распоряжениями.

Грум поднял взгляд от конского крупа, и Эмма увидела, что его глаза расширились от удивления.

— Es para ninos, senor, — сказал он, улыбаясь.

— Делай что тебе велят.

Тон Луиса исключал всякие возражения. Грум кивнул и бросился выполнять приказание.

— Он сказал, что это лошадка только для детей.

Эмма заморгала глазами, рассматривая шотландскую пони. Придумать бы ей утром сразу какую-нибудь отговорку, не пришлось бы терпеть все эти унижения. Луис пожал плечами.

— Просто она у нас самая надежная. Даже если рядом разорвется бомба, она тебя не сбросит. Она немножко медлительна, но ты сегодня нервничаешь, поэтому придется потерпеть. А завтра я подберу тебе кого-нибудь побойчее.

Эмма не была убеждена, что Луис не пользуется случаем выставить ее дурой, пока Эстреллу не вывели во двор.

— Как же ты великолепна! — воскликнула Эмма, гладя отмеченный белой звездочкой лоб, по которому кобылка получила свое имя.

Луис заулыбался, достал мятные лепешки из кармана и дал одну Эстрелле.

— Для своих лет она ничего девчонка, — говорил он, лаская пони, пока та уплетала лепешку. Потом он протянул пакетик с лепешками Эмме. — Это будет ей подспорьем, Аманда. Почувствуешь, что медлит — дай ей это, и она минут пять будет сохранять скорость.