Нагорная проповедь - [89]

Пространными дорогами идут многие, сбиваясь в толпы и выстраиваясь в воинские шеренги. В результате дороги становятся широкими и протоптанными, по ним удобно ходить и их легко отыскать. Тут на смену изначальному естеству приходит религия, человеческому становлению – христианская культура, Царству Божьему – Церковь, владычеству Божьему – владычество христианства, обновлению человечества – цивилизация, плодам Божественной жизни – достижения культуры, Иисусову «се, творю все новое» (Откр 21:5) – надежда на успехи в ином мире после банкротства в этом.

В Нагорной проповеди не раз упоминаются характерные признаки тех, кот идет протоптанными «военными» дорогами спасения. Эти люди лишены подлинной новой жизни, поскольку в том, что они считают новизной, нет непосредственности жизненных процессов, нет изначальности и импульсивности в их проявлениях, нет естественного становления и развития, нет в нем и новых изначальных чувств, интуитивного озарения, нет стихийности, органической взаимосвязи и единства жизненных процессов, наивности, простоты и гармонии собственной жизни.

Новое естество, предпочитающее широкие дороги, – явление искусственное, притворное, вычурное, выпячиваемое. Оно как бы отчеканено и неизменно, ему не присущи подвижные формы жизни, оно однообразно в своих проявлениях, не индивидуально, сковано, не свободно в развитии, оно традиционно и обыкновенно, не рождается в каждом заново и не вырастает своеобразным. Оно рефлексивно, поскольку является результатом познания, вместо того чтобы познание являлось плодом внутренних переживаний. Оно напряженно, обстоятельно, сложно и рафинировано. Оно – чистый продукт сердца на фоне подлинной жизни, своевольно и неуверено в себе, отчего ограниченно и отличается нетерпимостью. Ведя зависимую жизнь, оно по сути лишено самостоятельности, постоянно оглядывается на окружающих, требует особого обхождения и всегда остается «несовершеннолетним». И лишь благодаря тому, что обретение нового естества превращают в особую науку, которой успешно и овладевают, какая-то самостоятельность тут все же есть, но по сути лишь в том, как эту науку трактовать и как ею пользоваться, что все и определяет.

Пространный путь пролегает там, где собираются его приверженцы и подлаживаются под свое окружение, где господствуют учения, догмы, вероисповедания, понятия, идеи и лозунги, где копируют чувства, речи, веру, поступки и присваивают себе чужие жизненные плоды, где спасение связывают с усвоением определенных представлений и форм жизни, с религиозными упражнениям и совместными действиями, где прозелитов «делают» и требуют жертвовать разумом, где безличное – догмы, законы и уложения – принимается за объективное и основополагающее, а личное – за субъективное и сомнительное, где внешнее оказывает влияние на внутреннее, веру объявляют волевым поступком, а любой труд – как таковой – считают уже созиданием, где «движения» вызывают, союзы учреждают, организации создают и где полагают, будто Царство Божие можно построить своим силами с использованием культурного наследия прежних времен.

Пространный путь – это то, во что превратили Нагорную проповедь, но тесные врата – то новое становление, о котором мы получили представление, узнав, кто в ней нарекается блаженными. Узкий путь – это возрастание изначального естества, его особенная жизнь и созидательное проявление, о которых мы узнаем на протяжении Нагорной проповеди. Описывать – значит всего лишь повторять то, что открылось нам.

Итак, теперь он нам известен, и все же лишь немногие находят его, ведь знать о нем – еще не значит найти его. Можно иметь совершенно точное представление о том, что такое тесные врата, но вот отыскать свой собственный вход в них удается не каждому, тем более испытать, как ты проходишь сквозь них к изначальному естеству и тебе открывается абсолютно новая жизнь. Поняв в итоге, о чем здесь идет речь, мы оказываемся перед собственной проблемой: как сделать это нашим личным событием?

Размышления здесь не помогут, они скорее таят в себе опасность, что мы в итоге окажемся на вымощенной поучениями широкой дороге, ведущей в серую, бесцветную страну теорий, а вовсе не в Царство жизни. И избежать этой опасности непросто. В противовес этому надо, сообразно нашему внутреннему состоянию, почувствовать личную связь с тем, что нам говорит Иисус, чтобы нам стало ясно, есть ли в нас ростки новой жизни и могут ли они в нас развиться. И какой бы скудной она ни была, это все же движение Божественной жизни, а потому ее ценность для нас на фоне завладевших нашей душой каждодневных забот очень велика. И только тогда каждый лично поймет, откуда в нем возникло новое становление и к чему оно может привести, что является признаками изначального естества, а что – естества поврежденного; как нам пестовать нарождающуюся правду и расчищать ей путь.

Если мы не найдем в себе ничего из того, на что указывает Иисус, то, по крайней мере, внутреннее беспокойство, вызванное духовной жаждой и исканиями, все же обнаружим, пусть пока слабо тлеющее. Огонь, возжигаемый Иисусом в наших сердцах, когда Он касается лично каждого из нас, заставит его взметнуться ввысь подобно сильному пламени. Но испытав такое, мы вдруг почувствуем, что просто обязаны поддерживать свою связь с Ним, чтобы этот огонь не угас. Он непременно проведет нас сквозь тесные врата, поддерживая оживляющим воздействием Своей личности жизнь в ростках изначального естества.