— Отец военный. — Продолжил. — Мы тут жили пять лет, пока мама н-не… отца не перевели на север, а через полгода сразу на юг.
— Скучаешь по городу? — Не стала лезть в слишком личное.
— Странный вопрос. — Он посмотрел на меня, словно я глупость сказала.
— Почему?
— Это же Питер.
И снова молчание. Неловкое. Тяжелое. Я против воли задумалась о словах Максима и том, что он может быть не только наглым и чересчур самоуверенным, но и совсем другим. Сейчас он выглядел… ранимым? Хмурое лицо, напряженная линия плеч, угадывающаяся под пальто. Мне вдруг захотелось его как-то приободрить, но что сказать я не знала.
Так и шла молча.
POV Максим
Вернуться в Питер после прошедшего года было странно. В первые секунды даже голова пошла кругом от такого родного запаха улиц и домов. Осенью он пахнет прелой листвой и влажными каменными набережными, покрытыми жухлым мхом, свежим моросящим ветром с Невы, и сладковатым — Музеями, стариной. Южные города пахнут по-другому: прогретым на солнце асфальтом, скошенной травой и солеными брызгами воды.
Если бы не Юлия Сергеевна, я бы уже давно просто сбежал со скучной экскурсии, и оказался бы в родном дворе. Чтобы снова ощутить, пусть и призрачное, присутствие мамы. Это был ЕЕ город. Здесь она родилась, росла, училась, влюбилась в студента военного института, увезшего ее сначала за Урал, потом на Дальний Восток, а потом снова вернул в родной город. Здесь она и погибла под колесами автомобиля. Так глупо… Хотя смерть, наверное, редко бывает глупой, и часто забирает лучших слишком рано. Мне до сих пор больно об этом думать, вспоминать. Это как застарелая рана — ноет всегда где-то под ребрами, просто иногда не так сильно болит и беспокоит.
POV Юля
Слова гида долетали неразборчиво, обрывочно, но мне и не особенно важно было их услышать — я смотрела по сторонам, на живой город вокруг, укутанный в мокрый ноябрь, как в пуховое одеяло.
— А хотите, я проведу вам настоящую экскурсию? — Его лицо теперь выражает совсем другие чувства и эмоции: в нем легко читается надежда. — Она — кивок головы в сторону — прочитала пару учебников по истории и думает, что знает этот город. А я могу показать его настоящим. Питер — это… Питер. Его нужно прочувствовать, увидеть с другой стороны.
— Спасибо, Максим. Думаю, что это можно будет устроить, у нас ведь не каждый день экскурсии. Вот тогда и покажешь нам с ребятами такой город, каким ты его знаешь.
Я вижу, что в синих глазах расползается разочарование.
— Вы, как всегда, Юлия Сергеевна… — Он отстает на пару шагов и оказывается возле меня, заслонив собой дорогу, не дает пройти. Наклоняется и тихо произносит, выделяя жарким шепотом последнее слово — Я хочу показать его только тебе.
Меня от возмущения обдает и жаром и холодом одновременно — как в ледяную прорубь нырнула с головой. Я на секунду теряюсь с ответом, спасибо, что не сбиваюсь с шага.
— Вынуждена отказаться. И прошу не обращаться ко мне так фамильярно, я твой учитель, а не подружка. С ровесницами можешь общаться, как хочешь, а ко мне только по имени-отчеству. Все понятно?
— Скучная вы — и пошел в толпу одноклассников.
А потом началось шоу одного актера. Гордеев заставил своими каверзными вопросами покраснеть бедную девушку, постоянно вставлял свои едкие комментарии, обрывал гида на полуслове, не реагировал на мои замечания, и в итоге чуть не сорвал всю экскурсию.
Я уеду завтра — уже билет.
Там колонны — словно колпак кондитера.
Да, вот так — прожить восемнадцать лет.
И ни разу не видеть Питера.
Он громко с чувством скандирует стихи Полозковой (и откуда только их знает?) с видом победителя и кривоватой довольной улыбкой. Бедная девочка-гид смотрит на него подозрительно влажными глазами (все же он добился своего — испортил экскурсию), а девчонки и без того влюбленные в него по уши теперь смотрят на него с безумством щенячьего восторга.
— Максим, спасибо за интересное дополнение к замечательному рассказу Дарьи. А теперь у нас по расписанию обед. Давайте поблагодарим Дарью за интересную экскурсию и быстренько все возвращаемся к автобусу.
Я останавливаю девушку перед тем, как она собирается сесть в автобус. Хочу подбодрить и успокоить.
— Даша, экскурсия и правда была замечательная. На Максима не обращайте внимания, он всего лишь подросток, который хочет покрасоваться перед девочками.
— Я понимаю, но все равно обидно… я так готовилась. Еле устроилась на эту должность. Это моя первая экскурсия, а тут такое…
— А я думала, вы давно работаете гидом. — Я ободряюще улыбаюсь девушке и беру ее за предплечья, заставляю посмотреть мне в глаза. — Посмотрите на меня. У вас прекрасно все получается. Лучшего гида нам и не найти.
Девушка улыбается в ответ, и когда мы приезжаем к месту обеда, говорит уже уверенным голосом:
— Это место легендарно. Это не просто кафе, это Пышечная на Большой Конюшенной. Эта пышечная — пространство культурной ностальгии, официально защищенное «Красной книгой памятных мест» Петербурга, оно абсолютно вне классов и сословий: здесь бывают студенты и пенсионеры, бизнесмены и светский бомонд.
Пышки чуть ли не главный, после корюшки, гастробренд Петербурга — и их в промышленных масштабах с 1958 года едят именно в этом кафе, запивая бочковым кофе на сгущенном молоке. Секрет самих пышек — рецепт № 1095 из советского Сборника рецептур блюд и кулинарных изделий для предприятий общепита, который свято блюдут под надзором главного повара Евгении Петровны Александровой семидесяти восьми лет — в эту пышечную она пришла работать в год совершеннолетия