Надгробная речь - [2]

– Конечно, конечно, – начал протоиерей, закинув правую ногу за левую и бросив годреливый взгляд на свои вышитые домашние туфли. – Видите ли, что касается церкви, то собственно здесь он не имел особых заслуг. Конечно, он был хорошим христианином, но главное – он был очень богатым человеком, самым богатым человеком в нашем городе. А так… как бы вам сказать… пойдите-ка вы лучше к господину председателю совета общины, уж он вам перечислит все заслуги покойного от аза до ижицы*.

Господин протоиерей проводил меня до ворот и, пожав мне на прощанье руку, сказал:

– А в общем похвально, очень похвально… Покойный Иосиф заслуживает большего, мы просто не в силах выразить нашей благодарности и уважения за его заслуги.

Председателя я застал в совете. В тот самый момент, когда я входил к нему, он кстати и некстати поминал отца и мать какого-то провинившегося мясника. Чтоб господин председатель не подумал, будто и я пришел к нему по делам общины, и чтоб заранее оградить себя от некультурного обращения, я поспешил обратиться к нему со словами:

– Ах, вы ведь уже знаете, какое горе постигло нащ город и как все опечалены смертью покойного Иосифа! Мне поручено произнести надгробную Речь!

Прежде чем отпустить мясника, председатель еще раз помянул его родителей, а затем, повернувшись ко мне, начал дрожащим голосом:

– Да, покойный Иосиф, жаль!

– Вы ведь давно его знаете?

– Я? Как же? Вместе росли…

– Я бы вас попросил перечислить мне все его заслуги от аза до ижицы,[1] чтоб я мог включить их в надгробную речь…

– Да, да, речь надо обязательно, и попрошу вас, как можно длиннее… Пусть все знают, что мы простились с ним как следует, как он этого действительно заслуживает. Я приказал всем членам совета общины собраться сегодня на заседание… может быть, совет общины найдет возможным возложить от себя венок на гроб покойного…

Я достал бумагу и карандаш.

– Итак, прошу вас, скажите все, что вы о нем знаете.

– Все, что я о нем знаю? – начал председатель – Прежде всего, я думаю, что следовало бы сказать две речи, жаль, что подходящих людей нет, а то можно было бы и больше: одну перед домом покойника, одну перед советом общины, одну перед церковью и вашу над самой могилой…

– Но, видите ли, я еще не знаю, что именно я буду говорить…

– Не знаете?! Да если вы скажете все, что о покойном Иосифе действительно следовало бы сказать, то и этого будет мало, – тут господин председатель быстро встал со стула, и так как последняя фраза показалась ему очень удачной, он повторил ее еще раз.

– Но я все же прошу вас, скажите мне все, что вы знаете о покойном.

– Разумеется, я расскажу вам все с начала до конца, так как в данном случае не следует ничего пропускать.

Председатель присел, слегка задумался и заговорил, растягивая слова:

– Покойник был очень богатым человеком…

– Это у меня уже записано…

– Что же касается остального, собственно я не знаю, чем могу быть вам полезен. Вам бы следовало прежде всего обратиться к господину начальнику…

– Господин начальник не мог мне ничего сказать. Он говорит, он сам мало знает, так как всего лишь три года живет в этом городе.

– Вот уж что правда, то правда. Вот что значит умный человек – не хочет вмешиваться в наши дела.

Председатель замолчал и стал шарить по карманам в поисках носового платка, но так как носового платка не оказалось, он позвонил и послал жандарма к себе домой, чтоб тот принес ему платок. Перерыв, образовавшийся в нашем разговоре, был ему на руку, так как за это время он успел придумать ответ и, быстро повернувшись ко мне, сказал:

– А скажите, зачем вы еще кого-то ищете, ведь наш протоиерей лучше всех расскажет вам об этом! Ступайте скорее к нему, а я вот вам и письмецо к нему дам…

– Спасибо, но я уже был у отца протоиерея, и он послал меня к вам.

– Ах, так?! – произнес председатель и опустил руки на колени, но тут же продолжал: – Знаете, если вы скажете все, что о покойном Иосифе действительно следовало бы сказать, то и этого будет мало. Пожалуй, было бы лучше, если бы было четыре речи: одна перед домом покойника, одна перед советом общины, одна перед церковью и одна над самой могилой. Вероятно, мог бы кто-нибудь сказать речь и перед здешней гимназией, тогда было бы пять речей, но это вовсе не много для покойного Иосифа…

– Нет, не много, – согласился я, – но прошу вас, скажите мне все, что нужно сказать о покойнике.

– Скажу, разумеется, скажу, – и председатель стал что-то припоминать. – А знаете что? Шли бы вы лучше, друг мой, к Янку Младеновичу, купцу, знаете его? Много лет он был председателем совета общины и считался близким другом покойника. Никто вам так обстоятельно и красиво не расскажет, как он. Разумеется, я тоже мог бы кое-что сказать, но ведь сразу всего не вспомнишь.

Председатель тоже проводил меня до дверей и, пожав мне руку, сказал:

– Когда будете у господина начальника, не забудьте передать ему мое мнение – не мешало бы побольше речей. Одну перед домом покойного, одну перед гимназией, и одну над самой могилой. А еще одну можно было бы и перед окружным правлением. Пусть господин начальник подумает об этом, – не мешало бы…