Надежда - [10]
Фото Эвтерпы нет по понятным причинам: она невидимка. На самом деле. Здесь я должна оговориться: вы попали в немного (частично) волшебный мир и потому некоторые вещи вам могут показаться «волшебными», не смущайтесь, они на самом деле волшебные. У нее лицо появляется только тогда, когда она одевает маску. Или когда намажет лицо кремом. Она тогда похожа на Давида Микеланджело. Кудрявенькая, носик прямой, «римский», женский вариант Давида. Какой могла быть сестра у статуи Давида. Типа статуи Свободы, только раз в тринадцать или четырнадцать поменьше. Она Человек – невидимка. Фата Моргана, персонифицированный мираж. Воплощенный бред умирающего от жажды пирата. Или сидящего в тюрьме Казановы.
Я сказал, «вы попали», я не оговорилась, мы уже бывали в этом Сослагате. Ничего опасного, это самый легкий уровень игры. В ближайшие дни ничего опасного для жизни не произойдет. Вы просто ознакомитесь с нашей замечательной графикой, декорациями, съемочными павильонами.– Так надо было намазать ее омолаживающим кремом и сфотографировать, – сказал Марк.
– А почему говорили, что они насекомые? Имели в виду, что они «как насекомые». Метафора? У нее сколько глаз? У нее фасеточные глаза и нет смысла считать сколько их. Сорок, – сказал Квентин.
– Вроде нормальная. Человек. Они ночами в насекомых превращаются? – сказал Пабло.
– Тебе, Тарантино, не терпится их превратить в пасту. Теперь, говорят, будут готовить пасту из насекомых и есть. Полезно. Белок, полиненасыщенные жирные кислоты, в половине стакана пасты «Инсекта Плюс» полный набор витаминов и микроэлементов на целый день? – сказал Марк.
– Может тут синдром «муха» (фильм «Муха-1», «Муха-2») когда герой в «развоплотительной машине» развоплощался, и потом снова «воплощался, «сводился». В камеру случайно залетела муха, атомы героя и мухи перепутались, и получилась гигантская разумная муха. Муха Иммануил Кант. В лице смешение насекомых и человеческих черт, летает по комнате. Типа Вельзевул. Только с человеческой душой. Страдающей и любящей. Смотришь на суп, где сварилась муха, и думаешь: «И муха чей то агент или царь». Или так: «И он был мухой, и он любил… страдал». Только к чему эти мысли. Только большую часть суток они похожи на человека. Кожа нормальная. Красивые. А ночью… У вас про это история? – спросил Квентин.
– И про это тоже, – ответила Надя.
– А эта странное имя K.,JDM? – спросил Николай Цукербергович.
– А, Люба. Любовь. K.,JDM – это не Кей Джей Ди Эм. Не Эмма, не Кей или Джей, или Ди. Это получено так: написать на английской клавиатуре при нажатом CapsLock слово «ЛЮБОВЬ». И так она себя назвала. Это ник. А как ее, вы спросите, по паспорту звать? Не знаю. И никогда не знала. Важно не как человека звать, а что он может. А, Люба ее звать, я же сказала. Например, что сделал он (она, то есть) для выполнения демографической программы. И других «программ».1 ИЮНЯ 2011 ГОДА. ТУПИК.
ПОЕЗД ОСТАНОВИЛСЯ.
ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА КОНЧИЛАСЬ.
Уже был вечер, за окном ничего не видно. И потому мы пока не знали, что железная дорога закончилась. И чтобы ехать дальше, нужно приглашать джиннов-строителей, чтобы они построили дорогу дальше.
Еще высказывались предположения: семафор красный, стадо ослов дорогу перегородило.
100 километров от Москвы, или другой мир?
Мы не можем этого сказать. Ведь это мы только подумали что это место в 100 км от Москвы. На самом деле может это место за миллион километров от Москвы или МАО-сквы (так мы часто называли Москву, утрируя московское «аканье» на китайский манер), заброшены гипнозом Воланда. Такого не может быть, но, кажется, поезд заблудился. Мы понимаем, что Транссибирская магистраль это единственная дорога до Сибири. Но в новом «волшебном» мире их много. Как возможностей сделать «так» или «иначе» в компьютерной игре.
На таком расстоянии от Москвы находится Берендеево. Там где синий камень, озеро и «русская история». И сказка.Наше время.
ИЗ ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЙ РЕЧИ НАДИ ТОЛОКОННИКОВОЙ В СУДЕ. Вчера было выступление Мадонны, она выступала с надписью «PussyRiot» на спине… То, что мы содержимся здесь незаконно и по совершенно ложному обвинению, это видят все больше и больше людей. И меня это потрясает. Меня потрясает то, что правда действительно торжествует над ложью, несмотря на то, что физически мы здесь. Мы свободнее, чем все те люди, которые сидят напротив нас на стороне обвинения, потому что мы можем говорить все, что хотим, и мы говорим все, что хотим. А те люди, которые сидят там (указывает на стол прокурора – Ред.), они говорят лишь то, что допускает им политическая цензура. Они не могут говорить такие слова, как «панк-молебен «Богородица, Путина прогони!»», они не могут произносить те строчки из нашего панк-молебна, которые касаются политической системы. Может быть, они считают, что нас еще неплохо было бы посадить еще и за то, что мы выступаем против Путина и его системы. Но они не могут этого говорить, потому что им это запрещено. У них зашиты рты, они, к сожалению, здесь просто куклы. Я надеюсь, что они осознают это, и тоже в конце концов пойдут по пути свободы, правды, искренности, потому что все это выше статичности и напускной благопристойности и лицемерия.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.