Надежда мира - [21]

– Потому что если бы ты хотел, забрал бы и не спрашивал, – отрезала Женя. – Не стану себе льстить, будто бы ты меня боишься, но обуза такая тебе точно не нужна.

Он ничего не сказал, посмотрел внимательно – о, этот взгляд чуть исподлобья! убью гада! – и завел разговор о том, какие мелочи надо принести, чтобы Женя чувствовала себя получше.

Потом он ушел и пропал еще на три дня, и Женя опять не выходила из комнаты, потому что боялась неизвестно чего. Боялась показать свое знание языка, боялась, что вернется – а комната закрыта, боялась расставаться с немногими вещами. Сумка с мелочами – все, что осталось от прежней жизни. Косметика, щетка для волос, заколки, кошелек с ненужными наличными и кредитной карточкой, ненужные ключи с забавным брелочком, ненужные туфли на каблуках и дорогие брюки, игрушечная собачка и бумажные носовые платки… Ничего. Ничего. И никого. Женя никогда не страдала избытком друзей, собственно, друзей у нее не было вовсе, но если вдруг становилось совсем уж одиноко, можно было позвонить Люське, пойти посидеть в кафе и позволить за собой поухаживать какому-нибудь парню посимпатичнее, можно было попить чайку с соседкой тетей Клавой. Одиночество от этого не исчезало, но отступало. А у Жени с ним были особые отношения. Своего рода договор. Она позволяла ему быть неотступно рядом, иногда даже охотно в него погружалась, понимая, что бороться с одиночеством в одиночку невозможно. Можно только сосуществовать. Они не расставались, но его никто не видел, а значит, никто и не пытался ее жалеть.

Здесь же оно обнаглело, стало настолько всепоглощающим, что Женя ждала человека, сломавшего ее жизнь. Нет, даже не сломавшего. Лишившего ее жизни. Пропадающего на несколько дней, словно заставляя ее привыкать: придет день, и он исчезнет навсегда, и Женя боялась этого дня больше, чем смерти. Больше, чем одиночества. Боялась, но знала, что это произойдет, что это неминуемо, только вот так хотелось оттянуть этот проклятый день, когда она останется совсем одна.

Тарвик пришел, озабоченный, рассеянный, и Жени екнуло сердце: это симптом, в следующий раз он будет еще более отстраненным, а следующего может и не быть, и тогда ее просто выкинут в чужой мир. Картинки рисовались устрашающие. И самой доброй и оптимистичной была работа где-нибудь посудомойкой и исправным выполнением любого каприза хозяина. И хорошо если просто посудомойкой. А если здесь безработица? А если начнут интересоваться биографией? Выбрать на карте любой город и ткнуть в него пальцем? или придумать деревню… да какая, к черту, из нее селянка – с ее-то нетрудовыми холеными ручками, кто поверит, что она мотыгу или грабли в руках держала… Потерю памяти имитировать? Дурочкой прикидываться? Ну вот дурочку-то как раз всяк будет пользовать, и этого не хотелось категорически, и в то же время понятно было: а куда ты денешься…

Когда еще через день дверь открылась, Женя, разумеется, ждала Тарвика, но это был его начальник собственной персоной. Женя обмерла.

– Ты говоришь на этом языке? – спросил он на хорошем английском. Женя кивнула. Значит, начальство не знает, что ее тут уже обучили. – Очень хорошо. Тарвик говорил, что нашел тебя в другой стране. Боишься? Не нужно, я не ем хорошеньких девушек. Пришел сам… ну просто потому что не хочу афишировать твое присутствие здесь. На всякий случай. Дело в том, что через час возвращается со сложного задания агент, и тебе придется освободить комнату. Не падай в обморок, девушка. Погуляешь в городском парке, пока не вернется Тарвик. Он должен вечером быть.

– И что Тарвик? А если он не придет? – с истерическими нотками воскликнула Женя. Начальник сел на стул и заставил ее сесть на кровать. За руки еще взял.

– Мы, конечно, не самые заботливые люди, – сказал он, акцентируя честность в голосе. – Но просто так тебя не бросим, хотя бы потому что это невыгодно нам. Мало ли что взбредет тебе в голову. Даже если Тарвик не явится сегодня, я пошлю за тобой доверенного человека, найдем мы тебе угол еще на несколько ночей. Тарвик же обещал заняться твоей здешней жизнью. Он, конечно, как и положено, мерзавец, но в нарушении обещаний замечен не был. Пока. Собирай вещи, я провожу тебя. Пожалуйста, надень шляпу.

Женя послушно собрала вещи и потащилась следом за начальником. Вел он ее другой дорогой, выпустил через другую калитку, рядом с которой не было кованых ворот.

– Вот вход в парк. Не заблудишься. Сразу сворачивай налево, там место тихое, люди заходят редко, посидишь до вечера. И не бойся раньше времени. Не собираюсь я подсылать к тебе тайного убийцу, уж куда проще было бы отравить тебя прямо в комнате. Иди. Придет Тарвик или мой человек. Он по-вашему не говорит, но ты его узнаешь: у него нет левой руки. Иди.

Калитка бесшумно закрылась, хоть бы петля скрипнула, хоть бы металл лязгнул. Женя посмотрела на часы. А зачем? Она даже не знала, сколько часов здесь длится день и сколько дней тянется год. Ее часы исправно показывали новосибирское время. Вот смешно, если совпадает… Проснулась Женя с рассветом, а часы показывали половину шестого. Сейчас был полдень. Ровно. Секунда в секунду. Люська уже выключает комп и собирается обедать и сплетничать. Очень может быть, что о Жене. Надо же: пропала бесследно, и красавчик этот ее на крутой тачке, наверное, придушил ее на пикнике…