Над Уралом-рекой - [30]

Попытка эта окончилась неудачей, о чем будет сказано особо. Отсутствие воды для регулярного полива не давало возможности вырастить хорошенько насаждения, большинство из них погибло. Аллея, которая, применительно к современному городу, шла по проезду Коммунаров, начинаясь от северной дорожки сквера Дома Советов, просуществовала в голой степи до середины 1840-х годов в полном порядке, а в начале 50-х уже сильно поредела. По-настоящему продолженным начинанием явилось только благоустройство Зауральной рощи. Этой работой руководил инженер генерал-майор Бикбулатов, который «соединил здесь все, что только нужно для приятной народной прогулки», ― писал П.П. Свиньин, посетивший Оренбург летом 1824 года[35] . Летом в воскресные дни в роще «играет полковая музыка и становится тесно от гуляющих», отмечает он далее. По одной из версий (наиболее правдоподобной) и беседка-ротонда, украшающая сейчас Ленинский садик, была первоначально построена в роще «на площадке за рукавом старицы» (сейчас небольшая впадина по пути к уже занесенной части старицы) к отъезду Эссена в 1830 году, а в 1890-х годах перенесена на нынешнее место[36]. Если это так, то беседка находилась на прямой, проведенной от восточного угла дома № 1 по Советской параллельно геометрическому продолжению главной улицы.

Любопытно отметить одно событие первой четверти века. К северо-западу от сада военного губернатора в 1815 году около 100 гектаров земли было отведено миссионерам Британского библейского общества, где они построили большой одноэтажный дом со службами, разбили сад. Постройки находились относительно современного города между переулками Боевым и Арсенальным. Здесь пытались обосноваться Шотландские Евангелические братья. Насколько чисты были их цели, неизвестно, но казахи вежливо попросили их из своих степей. Пробыли они в Оренбурге всего лет 15, но дом, построенный ими, долго назывался «англичанским».

В 1824 году в Оренбурге вместе с Голубиной слободкой и Форштадтом было 1449 домов, не считая казенных; жителей, кроме гарнизона, ― около 8 тыс., и город носил сильно выраженный военный облик, что отмечает П. П. Свиньин в своем описании. Он пишет: «Оренбург город военный: на каждом шагу встречаются в нем солдаты, казаки, пушки, платформы и другия грозныя принадлежности крепостей». В самом городе он, замечая, очевидно, только положительное, подчеркивает «пленительную опрятность домов, большею частью деревянных, оштукатуренных; начало великолепнаго каменнаго тротуара на большой улице и ряды молодых деревьев, насаженных перед домами». Относительно главных улиц с этим описанием можно еще согласиться, но обычным городским улицам было довольно далеко до них. Город оставался еще с большим количеством невзрачных домов, хотя один из факторов, тормозивших строительство, отпал: в декабре 1821 года на основании «высочайшего повеления» город был освобожден от воинского постоя[37], осталась вместо этого квартирная повинность. С 1 января 1822 года приезжающие генералы, штаб- и обер-офицеры, вместо квартир, получали квартирные деньги. В честь этого освобождения на плацпарадной площади с северной стороны магистрата был поставлен обелиск. Датой освобождения часто ошибочно считают осень 1824 года, когда Александр I приезжал в Оренбург, а обелиск выдают за памятник самому царю; и то и другое не верно. В 1840-е годы обелиск перенесли на набережную, туда, где сейчас памятник В. П. Чкалову. На этом же месте его часто ассоциировали с отметкой границы «Европа ― Азия», в том числе и в прессе недавних лет, хотя на нем была большая металлическая пластина с соответствующей надписью. Пластина эта сохранилась и находится в Краеведческом музее, поэтому обелиск мог бы быть восстановлен на своем первоначальном месте, оно осталось свободным.

Общественная духовная жизнь богатством не отличалась. Не было помещений для общественного собрания, концертов и тому подобного. По большим праздникам чиновники собирались у своих начальников. Кроме упоминавшихся летних развлечений, ежегодно происходило еще одно ― вступление в город летних войск, приходивших на усиление. Это «каждый раз было полным церемониалом, ― пишет И. В. Чернов. ― Через Сакмарския ворота... тептяри и артиллеристы вступали с музыкою, за ними казаки, Ставропольские калмыки и башкиры; последние в национальных костюмах: в длинных кафтанах и остроконечных шапках или колпаках, имевших с боков красные отвороты из кумача». Пройдя по Губернской улице, войска поворачивали на Водяную и через Водяные ворота выходили из города, дальше они шли на Маяк, где располагались лагерем.

На пути к цивилизации

Цивилизация не мыслима без многих благ, в том числе и без нормального водоснабжения, а с этим в Оренбурге дело обстояло неважно. Кроме подвоза воды с Яика, ее брали из колодцев, вырытых в первые же годы существования города. В 1750 году их было уже три: один чуть к северу от нынешней Пушкинской улицы, между Телеграфным переулком и улицей Кобозева; другой ― на пересечении геометрических продолжений Казарменного переулка и улицы Левашова (Казарменный, называвшийся тогда Аптекарской улицей, продолжался вдоль Нижних казарм, и колодец был здесь); третий колодец, применительно к современному, городу, вырыли южнее Краснознаменной между нынешним Коммунальным переулком и улицей Орджоникидзе. Последний колодец был, видимо, неудачен, может быть потому, что место выше остальных, так как на более поздних планах его нет. Зато вскоре на плацпарадной площади, там, где сейчас театр драмы, появляется новый колодец «с изрядною кровлею». Исключая колодец на Казарменном переулке, все они были глубже двадцати метров, и это, разумеется, затрудняло их чистку. Поэтому некоторые колодцы постепенно выходили из строя. Точно проследить за устройством и действием колодцев невозможно, но общая картина вырисовывается достаточно ясно. Чистка производилась нерегулярно, и колодцы давали воды все меньше, пока не иссякали. Так, на плацпарадной площади в 1820-е годы упомянутый колодец «с изрядною кровлею» не действовал больше. П. К. Эссен в 1827 году пишет по этому поводу: «с давняго времени существует здесь близ главной гауптвахты против почтамта колодезь с бассейном, который, впрочем, по неимению воды остается для города бесполезным».