Над Припятью - [46]

— У нас тоже были потери, — вмешался генерал Гот.

— Потери? Вы причисляете к потерям двести девяносто убитых солдат или тридцать пять уничтоженных самолетов? {24} Конечно, жаль эти машины. Тогда они были очень нужны здесь, в России.

— Опасаюсь, что теперь в Нормандии положение серьезное. — Группенфюрер СС говорил обеспокоенным голосом. — Под Дьеппом они, возможно, рассматривали высадку как разведку боем. У них было почти два года, чтобы проанализировать поражение и сделать выводы. Я полагаю, что…

— Господа! — раздраженный Модель оборвал группенфюрера. — Высказывать суждение о ситуации, сложившейся в Нормандии, никто из нас не уполномочен. Фюрер следит за этим и, несомненно, принял соответствующие решения. Уже то, что войсками во Франции командует тот же Рундштедт, указывает на гениальную прозорливость нашего вождя. Рундштедт, как я знаю, был всегда сторонником того, чтобы впустить союзнические войска на сушу и провести там мощное контрнаступление, прежде чем те успеют укрепиться. О, Рундштедт — это опытный командир и стратег.

— Однако не получилось же у него с Ростовом и выполнением плана по овладению Кавказом, — вставил группенфюрер.

— Это еще ничего не доказывает… Вы под Корсуней имели возможность убедиться, как сражаются коммунисты! А кроме того, фюрер часто бывает нетерпеливым… — Модель, поняв, что сказал слишком много, махнул рукой. Он решил прекратить разговор, боясь оскандалиться незнанием более точных данных о событии, несомненно, большого значения. — Я полагаю, господа, — закончил он, — что наши вопросы не менее важны… Фельдмаршал Кейтель передал мне благодарность от фюрера всем солдатам группы армий за геройское взаимодействие с войсками фельдмаршала Буша. Снята блокада с ковельского узла и самого города Ковеля. Мы опять перекрыли большевикам дорогу на Польшу. Наш фюрер благодарит вас за это.

— Хайль Гитлер! — дружно откликнулись присутствующие, выбросив вперед правую руку.

— Итак, господин группенфюрер, прошу доложить обстановку…

Именно это известие тяжелым камнем легло на сердце фельдмаршала. Он понимал значение события, которое могло отразиться на дальнейшем ходе войны, и поэтому решил узнать, не поступило ли каких-либо известий из Берлина. Он пошел в блиндаж.

Миновав несколько ступенек, Модель направился в шифровальное отделение. Дежурные офицеры и унтер-офицеры, завидев его, вскакивали с низких табуреток. Аппаратура сверкала чистотой: телетайпы, специальное оборудование для телефонных разговоров, исключающее подслушивание, радиоаппаратура и средства дальней связи. У радиостанции дежурил сержант Гробке. Из эфира доносились позывные сигналы; сержант настраивался на соответствующую волну и механически отмечал что-то в бланке. Он один не встал, чтобы приветствовать фельдмаршала. В шифровальной комнате дежурил обер-лейтенант Гонпен, как всегда, элегантный, благоухающий хорошим одеколоном. Заметив фельдмаршала, он вскочил с табуретки.

— Есть что-нибудь из ставки?

— Пока ничего не поступило, господин фельдмаршал! — Офицер схватил листок бумаги: — Только генерал Гот запрашивает…

— С этим прошу к начальнику штаба, — буркнул Модель, окинув взглядом комнатку, в которой хранились книги с ключами шифров и особо секретные документы. В случае их потери радиограммы и многие секретные вопросы перестали бы быть тайной для врага. Но это помещение, как и весь блиндаж, хорошо охранялось.

— Прошу немедленно докладывать о каждом сообщении из Берлина!

— Слушаюсь, господин фельдмаршал! — Офицер, вытянувшись, стукнул каблуками сапог.

После ужина Модель долго не мог заснуть. Его все еще преследовали подтвержденные лаконичной телеграммой из ставки слова группенфюрера СС: «Вторжение, Нормандия…» Неужели начало конца? В голове бродили навязчивые мысли. Вдобавок ко всему еще этот телефонный звонок от Ринге: «На участке 918-го полка опять слышна агитация, усиливаемая русскими репродукторами… Выступал Штейдле… Да, тот самый, из фронтового комитета…»

Он читал несколько стенограмм выступлений этого баварца, который после сталинградского поражения перешел на сторону коммунистов. Невелика потеря, только он потянул за собой других, даже генералов Данельса, Корфеса, Латтмана, Зейдлитца, некоторых старших и младших офицеров. Кажется, даже сам фельдмаршал фон Паулюс! Нет, его не раздражало, что в том же комитете действовали Вильгельм Пик, Вальтер Ульбрихт, Эрих Вейнерт, Германн Матерн и многие другие немецкие коммунисты. Их участие в агитации против национал-социалистской Германии и Гитлера было понятно, ведь они сбежали от виселицы… Но те, кто до сих пор толкал немецких солдат на смерть…

* * *

Листовки были короткие, уже непохожие на прежние, которые сбрасывали с русских самолетов и писали русские. На одной из них напечатан текст призыва, в котором многие бывшие офицеры 6-й армии обращались к генералам и офицерам вермахта, к германскому народу:

«Вся Германия знает, что значит Сталинград. Мы прошли через ад, нас считают умершими, но мы живем и стремимся к новому. Мы не могли дольше молчать! Мы имеем право говорить… И от имени погибших товарищей… Это наше право и обязанность».