Над голубым Иссык-Кулем - [33]

Стоит только обогнуть гору Алабаш («Пестрая голова»), как окажешься на джайлоо Конуруленской долины. Долина вытянута с запада на восток почти на полсотни километров. С севера на юг она защищена хребтами от холодных ветров, поэтому с ранней весны и до поздней осени ее можно использовать в качестве пастбища. Сапожников застал в долине около двух тысяч кибиток киргизов-кочевников. Сейчас здесь владения Конуруленского совхоза, его животноводческих бригад. Стада разбрелись по долинам притоков Конурулена. В одну из таких долин въезжаем и мы, ставим палатки неподалеку от передвижной молочной фермы. Отсюда мы отправимся к ледникам.

Вечером налетел сильнейший ветер. За несколько минут температура воздуха понизилась градусов на десять. Из темной тучи, закрывшей небо, посыпал град. А только что мы загорали под жаркими лучами солнца… Бросаемся укреплять палатки, спасать разбросанные вокруг вещи. Вот, оказывается, где уже чувствуется дыхание ледников.

Ночью прошел дождь, и вся долина преобразилась: ее зеленый покров сделался ярче, пышней. Во второй половине дня, когда исчезли уже последние следы ночного дождя, вдвоем с А. Казанским мы отправились на разведку к леднику, выбранному нами для выполнения научной программы. Он, физик, впервые участвует в географической экспедиции, но с ледниками уже познакомился — на Памире, при исследованиях по программе Международного геофизического года.

Встреча с ледяным Памиром предопределила его судьбу на ближайшие несколько лет — он стал гляциологом. Правда, теперь он снова вернулся к физике, но гляциологи до сих пор используют составленную им вместе с А. С. Мониным номограмму для расчета турбулентных потоков тепла над ледником.

Мы спорим о том, возможна ли математизация географии и гляциологии без опасности упустить что-то существенное в природных связях. Например, можно ли решить задачу искусственного усиления таяния ледника без выезда на ледник, без внимательного изучения конкретных природных условий.

Накануне на ледник мы сбросили из медленно пролетавшего над белой снежной скатертью вертолета тюки с нашими вещами, продуктами, оборудованием. Теперь нужно доставить к леднику остальной груз, а потом устраиваться на «ледяных квартирах».

Путь к леднику пролегает по широкой долине, выстланной коврами из альпийских трав и цветов. Тропа идет косогором, высоко поднимаясь над пенящейся внизу речкой. Странное впечатление производит этот крутой зеленый склон. Он кажется пересеченным множеством параллельных тропинок, вытоптанных человеком или овцами. Эти «тропинки» — образование естественное, природное, связанное с явлением медленного оползания под действием силы тяжести рыхлого материала, покрывающего склон. Оползанию противодействует растительность: травы и цветы закрепляют этот материал своими корнями. «Тропинки» возникают там, где два противоположных процесса как бы уравновешивают друг друга.

Чем дальше идем по долине, тем уже она становится, тем круче ее склоны, разреженнее травяной покров, все меньше юрт и сложенных из камней овечьих кошар на широких берегах речки, укутанных густой травой.

Мы спускаемся к последней юрте, самой близкой к леднику. Хозяина нет. Нас приветливо встречает хозяйка. Уважительно обращаемся к ней: «Байбиче!» Она наливает из кожаного большого чайника («торсука») по литровой пиале кумыса, разболтав его предварительно деревянной ложкой, бросает горсть «толкана» — ячменной муки.

Действие напитка сказалось необыкновенно. Усталость как рукой сняло. Нас проводил черноглазый мальчуган с весенним именем Майбек, и мы снова вышли на верхнюю тропу.

За поворотом долины повеяло легкой прохладой — показался сверкающий белизной ледник. Мы вступили в мир льда, край совершенно иных ландшафтов. Знакомство с Конуруленским джайлоо — одной из жемчужин Тянь-Шаня— закончилось. Пришлось сожалеть, что оно оказалось столь кратким. Мы многого не видели: ни озера Айден-Кёль в центре долины, ни чутких эликов, обитающих в северной ее части, ни красноклювых альпийских галок, прилетающих на зимовку, ни белоголовых сипов, гнездящихся в ущельях. Впрочем, мы встретили перебежавшего дорогу зайца-толая, беркутов, сидевших на неприступных скалах хребта Беркут, серую цаплю, обитавшую в болотистых верховьях Дён-Талы, неторопливую водяную крысу — ондатру. Из далекой Канады была завезена ондатра — всего пять пар, но за несколько лет зверьки так сильно размножились, давая по три потомства в год, что теперь стали уже промысловым объектом. До тысячи ценных ондатровых шкурок принимают ежегодно заготовительные пункты.

Со времен В. Н. Сапожникова и А. Н. Краснова, путешествовавших в начале века, жизнь на Конуруленском джайлоо изменилась. Уже не две тысячи убогих кибиток, а несколько благоустроенных поселков, расположилось там, в которые часто наведываются чабаны, покидая свои юрты при колхозных отарах, чтобы посмотреть кино, купить седло или транзистор, просто потолковать с соседями. Сотни тысяч голов скота выгоняют прииссыккульские колхозы на джайлоо Конурулена.

Хотя многое изменилось, но значение джайлоо в жизни горных киргизов сохранилось. А. Н. Краснов писал: «Киргиз, достигнувший джайлоо, попадает в положение петербургского дачника: сыро, холодно, ветер и дождь обливают путника водой, мочат одежды и кошмы. Второпях расставляют юрты. Надо искать дров, чтобы согреться и просушиться. Словом, первые их минуты на джайлоо не принадлежат к числу особенно приятных. Зато тотчас по водворении наступает самое веселое и лучшее время в жизни киргиза».