Над бурей поднятый маяк - [45]
Поули вместе с одним из крепких молодчиков, притащивших Кита в Гейтхаус, теперь волок Уилла по полу, а Уилл брыкался, потешно задирая ноги.
— Это какое-то недоразумение, — дернув кадыком, натужно сказал Марло. Его расширенные, застывшие глаза перебегали от корчащегося на полу Шекспира до лица Топклиффа. О том, какое у него сейчас было лицо, сам Топклифф предпочитал не думать и не знать. — Уилл, какого черта?!
Небесталанный писака из театра, именуемого «Театром», бешено дышал, пялясь на своего дружка снизу. Кто-то схватил его за волосы, кто-то — поднес к его голове свечу, и Топклифф увидел, что лицо его изукрашено свежими, налитыми синяками, а нос, кажется, и вовсе сломан.
Что-то происходило, что-то до того мизерное, что пасть жертвой такого Фатума было стыднее, чем торчать посреди людей, одетых в черную парчу и кожу, с голыми озябшими ногами, в шерстяной рубашке на нагое тело.
— Недоразумение? — переспросил Топклифф, и его голос предательски взвизгнул струной, с которой соскочил смычок. — Недоразумение?! Недоразумение — это ты, и твой полоумный дружок, Марло! Кто тебе сказал, что ты имеешь хоть какое-то, хоть малейшее право притаскивать его сюда следом за собой, будто ручную собачонку?!
— Да я вообще знать его больше не знаю. И знать не хочу! Он здесь не причем. Отпусти… Отпустите его, милорд. Он же совсем идиот, посмотрите на него… Его впору пожалеть, а не гневаться. Он никому ничего не растреплет, а если попытается — я сам найду его и убью.
Кит больше не смотрел на невесть откуда взявшегося в самом жутком доме на Флит Стрит как всегда, лопоухого, как всегда, появляющегося не к месту Уилла Шекспира. Он видел только Топклиффа, слышал только его, зрачками ловил молнии, сыплющиеся из его побелевших от ярости и унижения глаз.
Руки Кита опять дрожали — так же, как в то утро, когда Кемп разболтал ему один не слишком приглядный секрет.
Когда же это было?
Все взвихрилось и завертелось. Будто они все — и Кит, и Топклифф, и Поули с его подручнымим, и Уилл, и весь этот мрачный дом, покрытый склизкими камнями, будто поросший мхом, с пристроенной к нему страшной тюрьмой, — все оказались в одной воронке, которая утягивала их все глубже и глубже. На самое дно.
Уилл почувствовал, как сердце затрепыхалось, будто заяц, а потом раздался злобный крик Топклиффа:
— Взять его! Немедленно! Уйдет!
И сразу же вслед за тем треск выламываемой рамы.
Так было уже с Уиллом однажды — в детстве, когда он тонул, провалившись под тонкий лед у заброшенной мельницы.
Время замедлилось, как в дурном сне без пробуждения, да так, что, окажись он между Топклиффом и Китом, успел бы подхватить падающий кнут, успел бы расцепить руки — так медленно, щепка за щепкой выламывали окно подручные Топклиффа. Да только беда была в том, что руки его не слушались, и он почему-то держался за раму, как за колкий, обламывающийся у краев лед, прежде чем уйти под воду окончательно. Он даже слышал собственный крик — эхом, и успел удивиться, что кричит так громко, а еще подумать: так никто не придет на помощь, никто.
Надо было кричать другое.
А потом время вернуло свой обычный ход, его схватили — и потащили вверх безо всякой пощады, но он и не ждал ничего другого. Уилл почти не чувствовал боли, когда его волокли внутрь, раздирая одежду, дергая за руки, едва ли не выдергивая их из суставов, а он упирался, как мог, и тогда его схватили за ворот, за волосы, и рванули, чуть ли не отрывая волосы вместе с кожей от черепа. Уилл знал, что так будет, он ждал этого, но ему нужно было во что бы то ни стало спасти Кита, и потому он не позволял себе отвлечься, не позволял боли, вышибавшей слезы из глаз, заполонить сознание, а набрал в легкие побольше воздуха и на очередной рывок заорал что есть мочи:
— Пожар! Горим! Пожа-а-а-ар!
Он кричал, пока Поули с дружками его втаскивали в раскрытое окно, вопил, отбиваясь, упираясь пятками в пол, почти не замечая, не успевая замечать странно застывшего посреди комнаты Кита:
— Пожар! Пожар! Помогите!
Почему ты не бежишь, дурак, почему стоишь столбом рядом с таким же столбом застывшим Топклиффом, одетым в одну рубашку с багровыми пятнами, беги пока можешь!
А Кит стоял, что-то говорил Топклиффу, кивая на него, что-то кричал, и черты лица его исказились, как и у Топклиффа, нелепо переступающего на одном месте босыми ногами. Что-то было в этом не так, но что — Уиллу не досуг было думать.
Ему зачем-то поднесли свечку почти к самым глазам, ослепляя, он заморгал, пытаясь увернуться, но чья-то рука схватила за волосы, держала крепко, и он снова заорал, уже даже не понимая, зачем:
— Пожа-а-ар! Люди! Пожа-а-ар!
И тогда кто-то со всего размаху ударил его ногой в живот, и Уилл все-таки потонул, захлебнувшись криком.
Да уймите же вы его! Невозможно выносить этот крик! — громогласно потребовал Топклифф, перестав, наконец, одергивать на себе тот мизер одежды, который требовался от кающегося грешника, превратившегося во всеобщее посмешище. — Уймите его, или я сам вырежу его гнусный язык!
Не зря говорили, что Ричард Топклифф держит при себе только самых кровожадных, самых выносливых кобелей, натасканных рвать желтыми клыками человеческое мясо — совершив какое-то странное движение плечами, сломавшись, как темный проблеск молнии, Роберт Поули размахнулся и от души саданул Уилла ногой в живот.
Историко-приключенческая драма, где далекие всполохи русской истории соседствуют с ратными подвигами московского воинства в битвах с татарами, турками, шведами и поляками. Любовные страсти, чудесные исцеления, варварские убийства и боярские тайны, а также авантюрные герои не оставят равнодушными никого, кто начнет читать эту книгу.
Андрей Петрович по просьбе своего учителя, профессора-историка Богданóвича Г.Н., приезжает в его родовое «гнездо», усадьбу в Ленинградской области, где теперь краеведческий музей. Ему предстоит познакомиться с последними научными записками учителя, в которых тот увязывает библейскую легенду об апостоле Павле и змее с тайной крушения Византии. В семье Богданóвичей уже более двухсот лет хранится часть древнего Пергамента с сакральным, мистическим смыслом. Хранится и другой документ, оставленный предком профессора, моряком из флотилии Ушакова времён императора Павла I.
Владимир Абрамов, один из первых успешных футбольных агентов России, на протяжении многих лет являлся колумнистом газеты «Советский спорт». Автор популярных книг «Футбол, деньги, еще раз деньги» (2002 год) и «Деньги от футбола» (2005 год). В своем историческом романе «Хочу женщину в Ницце» Абрамов сумел чудесным образом объединить захватывающие события императорского Рима и интриги российского бомонда прошедших веков с событиями сегодняшнего дня, разворачивающимися на берегах Французской Ривьеры.
Новый роман Юлиана Семенова «Горение» посвящен началу революционной деятельности Феликса Эдмундовича Дзержинского. Время действия книги — 1900–1905 годы. Автор взял довольно сложный отрезок истории Российской империи и попытался показать его как бы изнутри и в то же время с позиций сегодняшнего дня. Такой объемный взгляд на события давно минувших лет позволил писателю обнажить механизм социального движения того времени, показать духовную сущность борющихся сторон. Большое место в книге отведено документам, которые характеризуют ход революционных событий в России, освещают место в этой борьбе выдающегося революционера Феликса Дзержинского.Вторая книга романа Юлиана Семенова «Горение» является продолжением хроники жизни выдающегося революционера-интернационалиста Ф.
Путешествие графов дю Нор (Северных) в Венецию в 1782 году и празднования, устроенные в их честь – исторический факт. Этот эпизод встречается во всех книгах по венецианской истории.Джакомо Казанова жил в то время в Венеции. Доносы, адресованные им инквизиторам, сегодня хранятся в венецианском государственном архиве. Его быт и состояние того периода представлены в письмах, написанных ему его последней венецианской спутницей Франческой Бускини после его второго изгнания (письма опубликованы).Известно также, что Казанова побывал в России в 1765 году и познакомился с юным цесаревичем в Санкт-Петербурге (этот эпизод описан в его мемуарах «История моей жизни»)
В основу пересказа Валерия Воскобойникова легла знаменитая «Песнь о нибелунгах». Герой древнегерманских сказаний Зигфрид, омывшись кровью дракона, отправляется на подвиги: отвоевывает клад нибелунгов, побеждает деву-воительницу Брюнхильду и женится на красавице Кримхильде. Но заколдованный клад приносит гибель великому герою…