Начинается ночь - [53]

Начиная с двенадцатилетнего возраста, у Миззи — отношения. Вот те, что известны (об остальных можно только гадать): смешная бойкая девочка-старшеклассница, похожая на Шарлотту Гензбур (Миззи-девятиклассник); странный краткий период невероятной популярности Миззи в Эксетере; в это время Миззи встречается с такой красоткой и богачкой, какую, по общему мнению, и представить трудно, и избирается старостой группы; чернокожая девушка в Йеле, которая сейчас не последний человек в администрации Обамы; роман с молодым преподавателем с классического отделения (во всяком случае, таковы слухи), за которым последовал другой (тоже по слухам, чуть более достоверным) с прилежным студентом с классического отделения, приезжавшим в университет на скутере; юная красавица мексиканка из Масатлана, едва говорившая по-английски и разбившая (тоже по слухам) Миззино сердце, как никто и никогда ни до, ни после; период целибата (согласно Миззиному громогласному заявлению) после возвращения в Йель (кристалл мет и целибат?); элегантная южноамериканская поэтесса, утверждавшая, что ей сорок, хотя была очевидно старше; невероятно нежная и покладистая девушка, за которой, вполне логично, последовала красивая юная психопатка-англичанка, попытавшаяся сжечь дом (осуществить свой замысел до конца ей не удалось, но восточную часть крыльца она подпалила). Это те истории, что им с Ребеккой известны, сколько их было еще — трудно сказать.

И вот теперь Миззи снова в Нью-Йорке и сегодня ужинает с какой-то безымянной подругой.

— Что, по-твоему, нам следует предпринять? — спрашивает Питер.

Ребекка цедит мартини.

— Помимо того, что мы и так делаем? А ты что думаешь?

Все-таки есть какой-то предел. Разве Питер виноват в том, что происходит с Миззи?

— Понятия не имею.

— Я очень надеюсь, что его намерение что-то делать "в области искусства" — не пустые слова. Питер, я могу попросить тебя об одном одолжении?

— Несомненно.

— Ты мог бы его взять завтра с собой к Кэрол Поттер?

— Если ты этого хочешь, конечно.

— А то я его знаю: проболтается тут несколько недель, рассуждая о непонятной работе, связанной с искусством, а потом — бац — выяснится, что он познакомился с каким-нибудь типом, сколачивающим команду, чтобы сходить на Мартинику. По-моему, ему было бы чрезвычайно полезно увидеть, что в реальности представляет из себя эта работа.

— Попытка продать очень-очень дорогую вещь очень богатой даме — отличная иллюстрация, это точно.

— По-моему, чем меньше у него будет иллюзий, тем лучше. Если ему не понравится то, что он увидит завтра, я попробую предложить ему что-нибудь еще, что-то такое, что не будет очередным бессмысленным прожектом.

— "Бессмысленный прожект"! Поверить не могу, что ты так сказала.

— Я превращаюсь в Люси Рикардо, ничего не могу с этим поделать.

— Маловероятно, чтобы Миззи не понравилась Кэрол Поттер.

— Вот и прекрасно. Я делаю себе еще один мартини, ты будешь?

— Непременно.

Ребекка начинает готовить второй коктейль. Не исключено, что за ним последует третий. Может быть, им обоим нужно напиться сегодня, потому что они немного не справляются с жизнью и потому что оба понимают, что Миззи в этот самый момент запросто может быть в настоящей беде, которую он же сам на себя и навлек.

— Ребекка, — говорит Питер.

— Мм?

— Я что, все делал не так с Би?

— Би была непростым ребенком. И ты это знаешь, и я это знаю.

— Я не об этом.

— Нет, ты делал все, что нужно… Вставал к ней по ночам…

— Насколько я помню, так и было.

Она наливает ему мартини.

— Помогал ей… Старался, как мог. Не занимайся самоедством.

— Может, я слишком многого от нее требовал?

— По-моему, нет.

Почему Би с Ребеккой всегда стараются представить дело так, будто именно он всему виной?

— Между прочим, мной она тоже недовольна. Обижается на меня за то, что я иногда слишком поздно забирала ее из школы. А я вообще не понимаю, как я успевала ее забирать.

— Как тебе кажется, это зарывание головы в песок или все-таки можно думать, что у нее просто такая фаза?

— Мне кажется, что это такая фаза. Другое дело, что беспокойства от этого не меньше.

— Не меньше. Это точно.

— И вообще, — говорит она, — мне что-то надоело беспокоиться о молодых и потерянных.

Нет, тебе не надоело. Во всяком случае, о Миззи. Миззи — взгляни правде в глаза — это совсем другая, гораздо более захватывающая история. Наша дочь — вот кто действительно вымотал тебе (нам обоим) все нервы. С Миззиными проблемами мы, по крайней мере, можем хоть как-то соотнестись, они нам понятны, а понять Би и ее стремление вести такую странно-неприметную жизнь, носить гостиничную униформу, снимать квартиру с какой-то дикой теткой вдвое старше ее, похоже, просто плывущей по течению, и — насколько им известно — вообще не общаться с мальчиками — гораздо труднее. Тем более что она почти ничего о себе не рассказывает.

— Что касается Миззи…

— Мм?

А что, собственно, он хочет сказать? Все. Притом, что это "все" включает и его опасения, что она и ее сестры, несмотря на все свои благие намерения, могут погубить Миззи, потому что спасти его, по их мнению, означает "привести его в норму", а это… черт… нет, конечно, он не должен употреблять наркотики, но не должен и "приходить в себя", не должен становиться "перспективным". То есть, конечно, в смысле безопасности он бы выиграл, но разве безопасность — это самая большая награда? Вот Би — в относительной безопасности… А вдруг Миззи и вправду один из тех бесстрашных, тонко организованных, недюжинных людей, кому — по воле неких непостижимых сил — суждена жизнь, не сводящая их на нет. Может быть, ты, Питер, хочешь поговорить с женой о том, что не следует мешать ее любимому младшему брату употреблять наркотики? Ну-ну. Пожалуй, отложим.