Начало Ливонской войны 1558-1570 гг. и столкновение интересов Великого княжества Литовского и Московского государства - [6]

. Однако проявленный послами интерес к ливонским делам вызвал обеспокоенность в Москве, хотя, скорее всего, там не были склонны думать, что в Вильно коренным образом изменят на­правление внешнеполитической активности.

Внимательное прочтение документальных текстов не оставляет сомнения в том, что на формирование внешней политики Московско­го государства в 1559 г. большее влияние оказывали причины идеоло­гического свойства, чем прагматическое комбинирование в рамках реалий международных отношений. Иван IV чувствовал себя ответст­венным за исполнение миссии освобождения христиан от мусульман­ского притеснения. Знаки с небес уверяли царя в этом еще больше. Так, «видение» святого Николая-чудотворца в январе 1559 г. и после­довавшее вслед за ним отступление крымского войска с московской территории (вскоре после получения сведений о присутствии Ива­на IV в Москве, а не в Ливонии) связывались в единую логическую цепочку⁵³. В Москве, наверное, в тот момент не ожидали набега крымских татар, поэтому во внезапном отходе неприятеля виделся ре­зультат заступничества небесных сил. Очевидно, это событие было рассмотрено в Москве как своеобразный символ, подтверждающий правильность активной антикрымской политики.

Погоня за крымскими татарами хоть и не принесла результатов, но выявила, что противник отступал в большой спешке. Пленные сооб­щили, что Крым не владеет достаточными силами для отпора внешним ударам. В Москве посчитали, что созрело время для решающего удара по ненавистному Крымскому ханству. На Крым были отправлены с войсками Д. Вишневецкий и Д. Адашев. Московское руководство да­же не дождалось приезда литовских послов, чтобы выяснить, с чем они едут. Вероятно, в Кремле по-прежнему были уверены, что Вильно не откажется от идеи уничтожения «крымского гнезда».

Однако в марте 1559 г., во время переговоров с литовскими и дат­скими послами, оказалось, что расклад, сделанный в Кремле, несо­стоятелен. Литвины не только поставили невыполнимые условия для заключения антимусульманского союза, но и подняли «ливонский во­прос». Датские послы, прибывшие в Москву в марте 1559 г., высту­пили посредниками в этом деле⁵⁴.

В Москве должны были понять, что ливонская проблема волнует не только ее, но и ближайших соседей. Оказавшись в новом для себя положении, московиты согласились принять предложение датчан, за­ключавшееся в следующем: царь останавливает войну на краткий срок, а в это время в Москву приедет магистр Ливонского ордена ли­бо его доверенные лица с необходимыми полномочиями для призна­ния своей «вины». При этом датчане являются гарантами приезда ли­вонцев. Заметим, что никакого официального перемирия с Ливонией не было заключено, как об этом часто повторяется в советских и но­вейших российских научных работах.

Любопытно, что предоставление перемирия ливонцам произош­ло уже после отъезда литовского посольства. Получается, что в Мо­скве не учитывали возможность юридического подчинения Ливонии Литве.

Как-то не увязывается это «перемирие» с суждением, согласно ко­торому оно было дано ливонцам в связи с обращением московитов к радикальному решению крымской проблемы. Отправление войска против Крымского ханства произошло в феврале 1559 г., когда еще не было отправлено назад посольство ВКЛ, а датские послы не прибыли в Москву. Заметим, о приезде датчан в Москве знали уже 29 января 1559 г.⁵⁵. Почему в Москве решили воевать против Крымского ханст­ва, не выслушав их предложений? Мыслится единственный ответ — там не осознавали, что ливонский конфликт постепенно перерастает в широкомасштабную войну с вмешательством третьих сторон. С преж­ним упрямством и упорством московские политики стремились по­кончить с крымской проблемой.

Уместным будет указать, что в начале 1560 г. московиты снова отказались от предложения крымского хана о примирении, заявив: «Толко царь (крымский хан. —А. Я.) оставит безлепицу, и будет чему верити (!), и царь и велики князь с ним помирится»⁵⁶. Вскоре против Крымского ханства были возобновлены военные действия — заме­тим, в условиях непосредственного вмешательства Литвы в ливон­ский конфликт. Только 16 декабря 1561г. московское руководство высказало намерение пойти на примирение с южным соседом, выслав соответствующую царскую грамоту ⁵⁷.

В историографии принято считать, что в решении остановить во­енные акции в Ливонии проявилась борьба различных политических группировок и внешнеполитических концепций⁵⁸. Возможно, что это действительно так, но в любом случае московское руководство было недальновидно в своем решении. Это еще раз показало, насколько не­здраво в Москве оценивали международную ситуацию вокруг Ливо­нии. Стремясь к ее подчинению, военные действия в первые годы Ли­вонской войны рассматривались как средство своеобразного дипло­матического давления с целью принудить ливонское руководство признать московские правила двусторонних отношений.

После приезда В. Тышкевича в Москве начались предпринимать­ся меры для выяснения действительных намерений своего западного соседа относительно Ливонии. В ВКЛ летом 1559 г. было отправлено посольство Романа Пивова. Оно имело, судя по его «наказной памя­ти», явные разведывательные цели. Московского царя интересовала внутриполитическая ситуация в соседней стране, и в особенности — намерения ВКЛ по отношению к Ливонии. Хорошо видно, что в Мо­скве были обеспокоены отказом ВКЛ от антикрымского союза и тре­бованием остановить войну в Ливонии.