Начало - [71]

Стеф похлопывает его по колену.

— Конечно сам. Он будет на седьмом небе от счастья!

Дэн обхватывает свою сумку.

— Что бы нам приготовить вкусненького? — интересуется Стеф, отчаливая. — Выбор за тобой. Сегодня гуляем.

— Не спугни удачу, — опасливо бросает сын.

— Вот еще! Мы празднуем только этот кусочек: хорошие новости. Хорошие новости любят все.

— Ну ладно. Как насчет курочки в сухарях?

— Она у нас была на твой день рождения.

— Когда это было!

— Полтора месяца назад.

— Ага. Скажи еще, полтора века!

Из угнанной «тойоты короллы» за ними с некоторого расстояния наблюдают Генри и Патрик. Они видят, как Стеф отъезжает и сворачивает на чизвикскую Хай-стрит.

— Давай быстрей, — командует Генри, — а то мы их упустим.

— Так мы же знаем, где они живут, — замечает Патрик, — и ключ у нас есть. Никуда они не денутся.

— Да не в этом дело. Мне просто нравится ощущение погони.

Патрик отмечает расстояние, трогается с места.

— Этот паренек с пушистыми волосками, — говорит Генри, — я забыл, как его звать?

— Дэниел, — отвечает Патрик, — Хочет стать актером.

— Точно, — припоминает Генри. Иногда он путает их, все эти второстепенные действующие лица в списке наблюдаемых. — Вот оттяпаю ему башку — это сделает его знаменитым.

Он вполоборота, зловеще оскалясь, усмехается Патрику. У парнишки руки покрываются гусиной кожей — процесс, по-научному именуемый хоррипиляцией. Патрик вычитал это в старинном толковом словаре, который валялся в спальне, некогда принадлежавшей Илэйн, а теперь — Генри. Книг там было всего две, эта и еще Библия; обе отсырели и попахивали плесенью. Внутри словаря надписи, сделанные давно выцветшими синими чернилами, — что-то насчет победы в конкурсе правописания, когда Илэйн была еще девочкой.

Так что Патрик знает, что Генри временами вызывает у него хоррипиляцию.

Но не только это знание дал ему словарь. Патрик задумался и снова представил себе эту книгу, которая, пронизав время, безотлучно находилась в комнате, старой уже тогда, когда на свет появился Генри, и постаревшей еще сильнее, когда родился Патрик. Она находилась там чуть ли не целую вечность, скользя между напластований лет и касаний рук.

И Патрик, сын убийцы, воспользовался ею только один раз — для поиска нужного слова, обозначающего мурашки и гусиную кожу, а затем выбросил в мусор. А хозяйка книги, некогда умный ребенок, лежала теперь, полуистлевшая, под компостной кучей в саду.

Маркус Далтон — архитектор, восхваляющий нынче Господа за то, что когда-то, в тридцать пять лет, не осмелился подать на увольнение. В результате он сохранил за собой довольно скучное, но достаточно безопасное место в крупной фирме, расположенной на Ковент-Гарден.

В данную минуту он находится дома и состязается с Мией на игровой приставке. Мии одиннадцать, и она обставляет папу в Super Mario Cart, что называется, нараз. Папа Маркус от своего сокрушительного проигрыша только блаженствует, преисполненный гордости за дочку.

Сам он уже вдоволь насмотрелся на воинствующих соперников-родителей — укутанных в «аляски» и шарфы, притопывающих грязными «веллингтонами» взрослых мужчин и женщин, безумствующих по бокам школьных спортплощадок из-за любой потери мяча или неправильно присужденного, по их мнению, штрафного их восьмилетним детям, играющим в футбол.

Маркусу все это ненавистно — ненавистны они, ненавистен он сам — за равнодушие к спортивным успехам своих детей. Ему больше по душе проводить с ними время не столь бурным образом. По его мнению, уж лучше поражение на игровой приставке, чем неистовая радость или горе в обнимку со своими чадами где-нибудь на краю дернистого футбольного поля, куда у него душа не лежит.

А на кухне готовит попкорн Габриела Роскошная — экзальтированная миниатюрная студентка итальянского происхождения, живущая в английской семье ради дополнительного заработка и языковой практики. Это прозвище пристало к ней с самого начала — за ее привычку дефилировать по дому в шортиках и коротеньком топике.

Теперь же Габриела — почти что член их семьи. И даже если у Маркуса на первых порах и возникал какой-то соблазн по отношению к ней, то все это давным-давно уже рассеялось, напрочь истребленное мокрыми полотенцами на полах санузлов, тяжелым роком на громкости, от которой лопаются барабанные перепонки; молоком, которое Габриела не убирает обратно в чертов холодильник решительно никогда, несмотря на все напоминания.

Сейчас она входит с большой чашкой горячего попкорна из микроволновки и ставит ее на софу рядом с собой.

— А нам недавно опять звонили, — сообщает она.

Маркус сосредоточен на мониторе. Он уже на втором круге игры, продолжает гнать своего аватара по «Коконат-моллу», вверх по бегущим вниз ступеням эскалатора.

— Неужто опять тот оболтус?

— Не знаю, может быть. Хотя сейчас это была, кажется, девушка.

— И что она сказала?

— Что-то про какую-то угрозу.

— Какую такую угрозу?

— Да я толком не поняла. Она то ли поддатая была, то ли еще что-то. Даже, кажется, слезу пускала.

— Наверное, это опять был твой поклонник? — также не отрывая взгляд от экрана, спрашивает Мия.

— Наверное, — кивает Габриела.

— Чокнутый, — говорит Мия.