Начало года - [68]

— Сижу вот, коли сами работать не заставляете. Только и делов, что есть да спать, поесть да снова на бок! — в тон Соснову ответила Матрена.

— Ну, сиди, сиди. Всю работу не переработаешь, после смерти ее еще на три дня останется. Не боишься помирать-то, а?

— А чего ее бояться? Кабы грешницей была, иное дело. Не до смерти теперь мне. Отдохнула вот у вас, со здоровьем поправилась, ишшо сколько-то поживу… А бумажку все не шлют, Алексей Петрович? Али на опоенных быках ее везут?

Соснов несколько раз подряд прокашлялся, помедлил с ответом.

— …Покамест не пришла, Матрена.

— А может, и вовсе не пришлют, затерялась если? Мало ли как…

— Ничего, разыщут. Подождем еще, Матрена.

В больнице все уже знали, что у старой Матрены было двое сыновей, на старшего получила с фронта похоронную, младший вернулся на костылях, долго хворал, и в одну из весен старуха мать проводила беднягу на кладбище. Матрене по закону должны были назначить пенсию за сыновей, но те, кому это следовало сделать, не втолковали ей об этом вовремя, так и осталась она без всякой подмоги. В первое время ее поддерживал колхоз, она и сама в меру своей силы старалась отплатить за хлеб: брала на дом чинить мешки, подметала в конторе, охраняла от ребятишек и коз общественный огород. Тем и жила все эти годы, пока в начале нынешней осени не угодила в Атабаевскую больницу. Случилось так, что принимал ее Световидов. Он осмотрел ее, наказал сестрам взять все положенные анализы, посылал старуху в рентгенокабинет. Когда все было сделано, Георгий Ильич посмотрел и махнул рукой: не жилица на этом свете Матрена, самое лучшее — вызвать санитарный самолет и отправить ее в городскую клинику, пусть там разбираются. Оставлять старуху здесь просто не было смысла — все равно помрет, с той лишь разницей, что подскочит вверх процент смертности больных в Атабаевской больнице. Казалось, дело решенное, но Соснов, по своему обыкновению, заупрямился (вот привычка у человека — делать всегда наперекор другим!), сделал старухе в общем-то нелегкую операцию (Световидов отдавал ему в этом должное). Соснову и тут не изменило везение — старуха выжила, можно сказать, выкарабкалась из уготованной ямы… Теперь свободно ходит по коридору, занимает больных разговорами. Пожалуй, через десяток дней будет готова к выписке. Соснова смущало другое: выписать-то ее они выпишут, дело это пятиминутное, а куда она? Опять вернется к своим дырявым мешкам? Тогда Алексей Петрович решил помочь исхлопотать Матрене пенсию. Незаконно обошли ее пенсией, поскольку старший сын погиб на войне, а младший умер дома от военных же ран. Вместе с райсобесовскими и военкоматовскими работниками собрали нужные бумаги, теперь дело оставалось за малым: не хватало справки о ранении младшего сына. Эвакогоспиталя, где он лежал, давно не существовало, но Соснов не терял надежды, написал письмо в Военный архив с просьбой разыскать и оформить нужную бумагу. Ту самую бумагу и ждали они со дня на день — и Соснов, и старая Матрена.

— Подождем, Матрена, надежду не теряй. Думаешь, человек помрет и следов его на земле не останется? Найдут тебе справку на сына, попомни мое слово! Тем более солдаты — они, брат, бесследно не пропадают. Не может быть такого.

— И то, жду вот. Ты бы, Алексей Петрович, распоряжение такое дал, чтоб мне второй матрас выдали. На одном-то жестко спать, бока болят. Дашь, а?

— Ишь ты, принцесса на горошине! Небось привыкла дома на пуховиках лежать? У нас тут не курорт. Ладно, что с тобой поделаешь, скажу няням. Поглядеть на тебя — чисто дворянка в портянках! Ну ладно, мне с вами некогда, спешить надо.

Алексей Петрович завернул в ординаторскую. Помахал рукой в воздухе, точно отгоняя табачный дым, сердито поморщил нос.

— Холодно у вас, Фаина Ивановна, а сидите в одном халате! Хотите заболеть? Не положено, нам с вами не положено! Няни, по-видимому, дрова экономят? Пусть топят сильнее, дров у нас хватит… Сколько в отделении больных?

— Двадцать три человека. Двое сегодня выписываются.

— А как же они в такую заваруху доберутся домой, вы подумали об этом? Не спешите, проспят лишнюю ночь у нас, ничего с ними не случится… Что вы там пишете? А, отчет, форма… Чересчур много стали писать, в наше время меньше марали бумаги.

— Требуют, Алексей Петрович.

— В том-то и дело, что требуют. А кто требует? Сидят в кабинетах неудавшиеся медики, которые давно позабыли, где у человека нащупывается пульс, вот они и требуют…

Соснов недовольно пожевал губами и неожиданно изменившимся тоном спросил:

— Фаина Ивановна, вы знаете того больного, который лежит в изоляторе?

Фаина недоуменно вскинула брови:

— Матвеева? Да, знаю, я делала ему рентгеноскопию. С ним Георгий Ильич…

Соснов сделал нетерпеливое движение рукой.

— Нет, нет, я не об этом. Как вы думаете… — Алексей Петрович не находил нужное слово. — Дело в том, что он настаивает, чтобы ему сделали операцию. И я, Фаина Ивановна, чувствую некоторое смущение…

Фаина удивилась еще больше, хотела заметить, что ей трудно судить, поскольку она не хирург, но, взглянув в лицо главного врача, промолчала. Лицо Соснова выражало внутреннюю тоску, глаза были усталые, казалось, он прислушивается к какой-то боли в самом себе. Вот он переступил с ноги на ногу, тяжело оперся на палку, заговорил негромко, будто убеждая себя в чем-то: