Начало года - [33]
Все произошло просто: Георгий Ильич близко подошел к столу, за которым сидела Фаина, молча обнял за плечи и, отыскав в темноте ее губы, поцеловал. Фаину бросило в жар, в первый момент она не могла сказать ни слова, точно ее оглушило. Затем, опомнившись, она дрожащими руками отстранила от себя Георгия Ильича, проговорила сдавленным, прерывистым шепотом:
— Что вы делаете… Георгий Ильич. Уходите, сюда могут зайти…
Световидов положил руку на ее плечо, мягко погладил, успокаивая, но в голосе его тоже было волнение:
— Не бойся, Фаина. Я давно думал об этой минуте, поверь мне… Я люблю тебя, Фаина, слышишь? Не могу без тебя…
— Георгий Ильич, не надо здесь об этом… Там, за дверьми, больные… Уходите, Георгий Ильич, прошу вас…
По звуку шагов она поняла: Георгий Ильич направился к выходу. Но вот он остановился и ласково прошептал из темноты:
— Фаина, я приду к тебе. Нам обязательно нужно встретиться! Ты слышишь меня, Фаина?
Она не ответила. Закрыв лицо ладонями, она низко склонилась к столу. Все произошло так быстро и неожиданно. Правда, где-то в самом отдаленном уголке ее сознания уже давно жила робкая, несмелая мысль о том, что это должно произойти. Но она никак не была готова к тому, что это произойдет сегодня, вот сейчас…
В тот день работа у Фаины уже не клеилась, больных она принимала машинально, задавала привычные вопросы, а сама думала о другом. Кажется, несколько раз она задавала вопросы невпопад, но больные, должно быть, подумали, что врач очень устала. Когда очередь на рентген подошла к концу, она закрыла кабинет и поспешила в свое отделение. Когда проходила через широкий двор, сердце у нее забилось гулкими толчками, ноги как-то отяжелели, каждый шаг чувствовался всем телом, а каблучки будто прилипали к вязкой глине. И казалось, что люди смотрят на нее из всех окон, они уже обо всем знают и посмеиваются осуждающе: ай-яй-яй, как нехорошо, целуетесь в темном кабинете, а за стеной больные…
Забежав в ординаторскую, она в смятении остановилась перед зеркалом, поправила выбившуюся из-под шапочки прядку волос, провела пальцами по лицу. Щеки были горячими, точно после долгого бега. А прошла она всего-то шагов пятьдесят, от хирургического до своего отделения. Она все еще ощущала неровные толчки сердца, долго не могла успокоиться.
В зеркале ей был виден угол домика-изолятора. Мелькнула белая тень и скрылась, Фаина вздрогнула, словно ужаленная: в изолятор вошел Георгий Ильич.
Мало-помалу между Илларионом Матвеевым и хирургом Световидовым установились некие доверительные отношения. Этому способствовал небольшой и малозначительный, на первый взгляд, случай: Световидов приказал няне Сергеевне дважды в декаду менять Матвееву постельное и нательное белье, хотя другим больным меняли гораздо реже. Сказано было об этом громко, с расчетом, что больной за перегородкой все расслышит:
— Илларион Матвеев человек заслуженный, всю жизнь старался для общества. Наш долг — создать ему лучшие условия для скорейшего выздоровления. Позаботьтесь о дополнительном питании, слышите? Впрочем, я сам скажу на кухне…
Да, слова Световидова были услышаны человеком, лежащим за перегородкой. В другой раз, когда Георгий Ильич появился в изоляторе, Матвеев был настроен к нему весьма доброжелательно.
— А вы хорошо разбираетесь в людях, Георгий Ильич. Молодой, а глаз, как говорится, меткий. Другой на вашем месте рассуждает по-своему: ему что рядовой колхозник, что районное начальство — ко всем один подход… Н-е-ет, так дело не пойдет! Покамест рано всех под одно равнять. Пользы от этого мало, а вреда много: людей испортим, каждая букашка подумает о себе черт те что!
Георгий Ильич, делая вид, что занят температурным листком Матвеева, рассеянно кивал головой:
— Да, да, Илларион Максимович, люди у нас пока очень разные…
— Кха-кха, мало сказать — разные! Вообразите себе: один всю жизнь копается в земле, не имеет никакого представления о мировых событиях, а другой командует тыщами, миллионами, ему все наперед известно, так как же прикажете иметь единый подход? Не-е-т, не согласен! А вот ваш главный врач этого недопонимает, хотя и нажил себе горб на этой работе.
— Алексея Петровича, тем не менее, уважают. В районе у него авторитет… — Георгий Ильич сделал слабую попытку защитить Соснова, внутренне протестуя против своих слов. Матвеев недовольно поморщился, острый его подбородок щетинисто взметнулся вверх.
— Кха, авторитет! Уважают! Другому человеку вместо лекарства подсыпь толченого мелу, он и тебе станет ручку лизать! Темнота, никакого понятия! Кха, ув-важают… Не будь людской темноты, и Соснов ваш не был бы теперешним Сосновым… Он сам про себя хитрый, с самого начала, как заступил работать в больницу, заладил одну и ту же песенку: «Мы должны служить людям! Народ должен верить нам!..» А что народ? Народ — он такой, сродни овечьему стаду, — куда вожак, туда и остальное стадо, хоть в пропасть. Один дурак сегодня похвалит Соснова, а завтра, глядишь, вся деревня повторяет за ним: «Соснов хороший врач, чуткость к человеку проявляет. Он хороший, а другие так себе…» Знаем мы эти штучки, поработал с этим самым народом, дай бог другому столько! И Соснова, вашего хваленого доктора, тоже не первый день знаю. То-то и оно-то…
Русскому читателю хорошо знакомо имя талантливого удмуртского писателя Геннадия Красильникова. В этой книге представлены две повести: «Остаюсь с тобой», «Старый дом» и роман «Олексан Кабышев».Повесть «Остаюсь с тобой» посвящена теме становления юношей и девушек, которые, окончив среднюю школу, решили остаться в родном колхозе. Автор прослеживает, как крепло в них сознание необходимости их труда для Родины, как воспитывались черты гражданственности.Действие романа «Олексан Кабышев» также развертывается в наши дни в удмуртском селе.
В повестях калининского прозаика Юрия Козлова с художественной достоверностью прослеживается судьба героев с их детства до времени суровых испытаний в годы Великой Отечественной войны, когда они, еще не переступив порога юности, добиваются призыва в армию и достойно заменяют погибших на полях сражений отцов и старших братьев. Завершает книгу повесть «Из эвенкийской тетради», герои которой — все те же недавние молодые защитники Родины — приезжают с геологической экспедицией осваивать природные богатства сибирской тайги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.