Начальник острова Врангеля - [57]

— Черт обещает не посылать сильного ветра. Он сказал Аналько, что умилек, вы то есть, даст много товаров. И что он вас не будет купать в воде, не станет насылать болезни.

— Ох, знает, старая лиса, что я выздоровел и берегу почки.

— У Кивъяны появится новое ружье…

— Пройдоха!

— Тише, тише… Песца поймают в этом году мало. Черт не хочет подгонять к капканам песцов. Одному Аналько много пригонит.

— Ну, хватит. Сейчас мы устроим спектакль под названием «Черт и Аналько, или Разоблачение старого шарлатана».

Они влезли в ярангу. Эскимосы остолбенели.

— Что же вы не здороваетесь? Чай пили? Сказки рассказывали?

— Да-да-да, — заторопился Аналько. — Сказки. Будешь слушать?

— Ты мне, наверное, про черта придумаешь. Как он ударил сейчас в стену яранги.

Эскимосы переглянулись, уставились на Ушакова.

— Сначала один раз ударил, потом два раза. Было такое?

— Ум-милек, — Кивъяна даже заикаться стал от удивления. — Откуда ты знаешь?

— Я — тугныгак.

— Ты?!

— Конечно. Если не верите, я повторю все, что говорил черт.

— Ты можешь? Кай!

— Да, я — черт. Слушайте. Летом к нам придет большая байдара. Не будет сильного ветра. Умилек даст много товаров, он не заболеет. Так?

— Кай! Ты слышал черта.

— Я сам — тугныгак. Разве не пообещал от моего имени Аналько, что у Кивъяны появится новое ружье? Разве я не дам Аналько много песцов, а вам — мало?

— Он говорит, как черт. Но ведь ты умилек, а не черт.

— Черта придумал Аналько. Он обманывает вас. О пароходе ему известно от меня. Ветер не станет слабее. Кивъяна вполне обойдется старым ружьем, оно еще хорошее. А песцы… Я знаю, почему Аналько хорошо ловит их, а вы плохо. Он умеет менять приманку. Я научу вас, и вы будете ловить много песцов.

Аналько сидел, низко опустив голову.

Вдруг засмеялся Кивъяна:

— Аналько. Умилек не даст мне ружья. Давай свое. Черт обещал, ты говорил.

Остальные эскимосы тоже смеются:

— Перепутал черта с умилеком. Наверное, у него ветер свистит в ушах.

— Мало дал тугныгаку сосисок. Сам половину съел. Черт обиделся и наказал Аналько.

Смеясь, Тагъю берет бубен, бьет в него. Кивъяна надевает оленьи рукавицы. Он поворачивается то вправо, то влево, поднимает руки вверх — зовет черта. Изображает в танце все, что происходило в яранге. «Стучит» в стену, «разговаривает» со злым духом…

— Аналько, — говорит после танца Ушаков, — Завтра мы поедем в бухту Роджерса. Соберем всех эскимосов. Ты расскажешь, что нет никакого черта.

Аналько курит трубку, глаза его полузакрыты. Чуть-чуть дрожат пальцы. Такого позора в его жизни еще не было. Как сказать людям, что ты обманываешь? Если бы не умилек, он что-нибудь придумал бы, вывернулся… Умилек все знает.

— Я расскажу, — глухо произносит шаман. — Ты так хочешь?

— Я хочу, — твердо отвечает Ушаков. — Утром поедем.

Шесть упряжек несутся к бухте Роджерса. Собак подгонять не надо. Они помнят дорогу, видят прошлый свой след. Снежная пыль оседает на шапках. Седоки молчат. Но на остановках каждый считает своим долгом побеседовать с Аналько.

— Ох, спина болит, — притворно жалуется Кивъяна и показывает, что не может разогнуться. — Режь спину, Аналько.

Потом подпрыгивает, хохочет.

— Умилек, смотри, есть шрам? Разрезал меня шаман?

В комнате Ушакова не протолкнуться. Эскимосы хотят послушать Аналько. У него они «лечились», он говорил, что может вызвать духов. Они верили…

Ушаков поднимает руку. Прекращаются разговоры.

— Почему ты решил, Аналько, что ты — шаман? Когда это было?

— У меня отец был шаманом. Отец меня учил. Он говорил, что каждый шаман может властвовать над несколькими духами. И чем лучше шаман, тем больше духов ему подчиняется.

— Тебе они подчинялись?

Аналько молчит. Очень уж трудно отказаться от почетного прошлого.

— А как духи приходили к тебе? — спрашивает Кивъяна.

— Дух превращается в мышь, в песца, в моржа.

— Вот ты лечил. Ты верил, что лечил? — это не выдерживает доктор.

— Немного верил. Ведь одни умирают, а другие выздоравливают. Думал, что лечу.

— А где мой шрам, если резал спину? — опять наседает Кивъяна.

— Это игра. Вы думали, я отрезаю себе язык, глотаю камни, ухожу из закрытой яранги. Я ничего этого не делал, только играл на бубне и пел.

Кивъяна хмурится. Ему не нравится, что его обманывали. И остальные эскимосы сердито смотрят на Аналько.

— Будете еще лечиться у него? — спрашивает Ушаков.

— Нет. Плохой человек. К доктору пойдем.

— А черт? Есть черт?

— Наверное, нет. Если есть, Аналько не умеет говорить с ним.

Что ж, спасибо и на этом. Веру в черта сразу не истребишь. Зато к шаману они теперь ездить не станут.

— Умилек, — Аналько поднимается с пола. — Я скажу. Говорю всем: не просите меня камлать. Кончил.

Он подходит к столу, берет ножницы. Передает их Ушакову.

— Отрежь волосы. Это значит, я сказал правду.

Ушаков отрезает прядь волос Аналько. Она падает на пол.

Конец козням черта! Конец сильному шаману на острове! Теперь эскимосы займутся делом — самое время сейчас охотиться на белых медведей, добывать мясо.

Без свежего мяса трудно будет переждать зиму.

на помощь!

Как раз в те дни, когда воевал Георгий Алексеевич Ушаков с чертом и шаманом Аналько, в нашей стране и даже за рубежом очень были обеспокоены его судьбой, судьбой поселенцев.