Начала любви - [7]
— А как вы думаете?.. — принц глазами показал на дверь, закрытую неплотно, из-за которой, однако, никаких звуков теперь не доносилось.
— Надеюсь на лучшее, — жёстким и вместе с тем негромким голосом ответил, как приговорил, врач, произведя в душе Христиана-Августа блаженный эффект желанного успокоения. — Хотя несчастье — штука более чем обыденная, — добавил фон Лембке, и вязкий страх волной опахнул принца.
В смерть женщины от родов он прежде не особенно верил; знал, разумеется, о подобной возможности, однако больше относил её к области беспочвенных бабьих слухов, этакого женского фольклора. И вот сегодня, сейчас — и густеющий фиолетовый воздух за окном как бы усиливал ощущение, — теперь неблагоприятный исход родов сделался вдруг более чем вероятным.
Принц не задавал вопросов вслух; он спрашивал взглядом каждую женщину, выходившую с тазом, полотенцем, подносом или грелкой из притихшей угловой комнаты, — и по тому, как все они не сговариваясь отводили глаза, понимал, что дело плохо.
— Сядьте вы, ради Бога, — бросила ему побледневшая от напряжения и порядком увядшая за последние сутки акушерка. И удивительное дело: Христиан-Август не только не рассердился, но, напротив, сел в кресло и затих, обратившись в слух и зрение. Никто в доме не позаботился об устройстве коллективного ужина, не до того всем было, и принц стеснялся сказать, что голоден. За дверью жена вскрикнула, послышался глухой басок фон Лембке — и жена что-то сказала врачу, при этом безошибочно узнанный голос её приобрёл странную булькающую бархатистость.
Разрешение этого ужаса наступило глубокой ночью, около половины третьего, разрешилось просто и естественно, как и должно было произойти давным-давно. Возобновились схватки, принялась истошно кричать Иоганна, забегали одинаково тёмные фигуры, и продолжалось всё это сравнительно недолго, затем фон Лембке растолкал принца и сообщил, что у того родилась наконец девочка, крупная здоровая девочка, без видимой патологии, килограмма на четыре. Христиан-Август не знал, четыре килограмма — это хорошо или плохо, мало или много, и отреагировал исключительно на улыбку и фамильярное похлопывание по плечу, поняв, что беда, скорее всего, миновала. Фон Лембке поздравил отца, потёр небритый подбородок и вновь направился в угловую комнату, где заливался не слышанный прежде голос.
— Эй, а что с моим сыном? — вдруг очнувшись окончательно, крикнул принц вслед врачу.
— Дочь, дочь у вас, — на ходу повторил фон Лембке. — Сын в другой раз будет.
— Послушайте, но мне пока не нужна!.. — крикнул принц, но дверь за врачом уже закрылась, да и сам Христиан-Август вдруг понял абсурдный смысл едва не произнесённых слов.
Наутро появление дочери больше уже не казалось принцу оскорбительной несправедливостью. Пускай будет дочь, Бог с ней. И ещё он подумал о том, сколь быстро привыкает человек к неподвластным ему неприятностям. Хотя лёгкое разочарование у Христиана-Августа, разумеется, осталось. «Дочь» — это значило, что две бессонные ночи кряду, и бездна потраченных нервов, и надежды, и мечты — всё зря. До следующего теперь уже раза.
Через два дня, 3 мая, девочку крестили в церкви Святой Марии, здесь рядом.
ГЛАВА II
1
По прошествии нескольких месяцев события, последовавшие за рождением дочери, уже казались Иоганне-Елизавете не больше чем курьёзом; через несколько лет ситуация и вовсе подзабылась, вытесненная, как это всегда случается, и заштрихованная позднейшими впечатлениями. Однако в начале жаркого мая 1729 года едва не отправившейся в лучший мир женщине казалось исключительно важным, как будет названа дочь[13]. Возбуждённо сновавший возле молодой женщины фон Лембке повторял — без особенной, впрочем, искренности в голосе, — что после столь тяжёлых родов принцессе следует в первую очередь подумать о себе: на его языке это означало травяные настои для быстрого восстановления сил и сон, сон, сон. Имевший в молодости некоторый опыт общения с такими, как принцесса, женщинами, фон Лембке говорил с ней мягко, хотя всякий раз у него звучал рефрен: «Хотите осложнений — ваше дело, но подумайте о ребёнке».
Господи Боже, ну какая женщина не мечтала бы в сходном положении, когда самое ужасное (так думала Иоганна) осталось позади, принять лекарство, закрыть глаза и беспробудно проспать дней этак пять-шесть. Но принцесса не имела права и на частичку подобной роскоши. Действительно, ей тогда пришлось немало кричать на мужа, ругаться с врачом и обеими сиделками; действительно, она не выбирала выражений, швырнула на пол чашку с бульоном, вообще вела себя как последняя дура. Но почему? Неужели после многодневных и без всякого преувеличения адских страданий ей доставляло удовольствие вести себя подобным образом? Ничуть. Просто-напросто принцесса была уверена, что Христиан, ещё более неприятный теперь, чем когда-либо прежде, сделает всё не так, и впоследствии будет уже не поправить, а он примется доказывать, что его решения — единственно правильные. Он такой, этот Христиан-Август: думает, что в жизни, как в той французской кампании, можно сделать тысячу ошибок
Действие исторического романа итальянской писательницы разворачивается во второй половине XV века. В центре книги образ герцога Миланского, одного из последних правителей выдающейся династии Сфорца. Рассказывая историю стремительного восхождения и столь же стремительного падения герцога Лудовико, писательница придерживается строгой историчности в изложении событий и в то же время облекает свое повествование в занимательно-беллетристическую форму.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основу романов Владимира Ларионовича Якимова положен исторический материал, мало известный широкой публике. Роман «За рубежом и на Москве», публикуемый в данном томе, повествует об установлении царём Алексеем Михайловичем связей с зарубежными странами. С середины XVII века при дворе Тишайшего всё сильнее и смелее проявляется тяга к европейской культуре. Понимая необходимость выхода России из духовной изоляции, государь и его ближайшие сподвижники организуют ряд посольских экспедиций в страны Европы, прививают новшества на российской почве.
Владимир Войнович начал свою литературную деятельность как поэт. В содружестве с разными композиторами он написал много песен. Среди них — широко известные «Комсомольцы двадцатого года» и «Я верю, друзья…», ставшая гимном советских космонавтов. В 1961 году писатель опубликовал первую повесть — «Мы здесь живем». Затем вышли повести «Хочу быть честным» и «Два товарища». Пьесы, написанные по этим повестям, поставлены многими театрами страны. «Степень доверия» — первая историческая повесть Войновича.
«Преследовать безостановочно одну и ту же цель – в этом тайна успеха. А что такое успех? Мне кажется, он не в аплодисментах толпы, а скорее в том удовлетворении, которое получаешь от приближения к совершенству. Когда-то я думала, что успех – это счастье. Я ошибалась. Счастье – мотылек, который чарует на миг и улетает». Невероятная история величайшей балерины Анны Павловой в новом романе от автора бестселлеров «Княгиня Ольга» и «Последняя любовь Екатерины Великой»! С тех самых пор, как маленькая Анна затаив дыхание впервые смотрела «Спящую красавицу», увлечение театром стало для будущей величайшей балерины смыслом жизни, началом восхождения на вершину мировой славы.
Генезис «интеллигентской» русофобии Б. Садовской попытался раскрыть в обращенной к эпохе императора Николая I повести «Кровавая звезда», масштабной по содержанию и поставленным вопросам. Повесть эту можно воспринимать в качестве своеобразного пролога к «Шестому часу»; впрочем, она, может быть, и написана как раз с этой целью. Кровавая звезда здесь — «темно-красный пятиугольник» (который после 1917 года большевики сделают своей государственной эмблемой), символ масонских кругов, по сути своей — такова концепция автора — антирусских, антиправославных, антимонархических. В «Кровавой звезде» рассказывается, как идеологам русофобии (иностранцам! — такой акцент важен для автора) удалось вовлечь в свои сети цесаревича Александра, будущего императора-освободителя Александра II.
Василий Васильевич II Тёмный был внуком Дмитрия Донского и получил московский стол по завещанию своего отца. Он был вынужден бороться со своими двоюродными братьями Дмитрием Шемякой и Василием Косым, которые не хотели признавать его законных прав на великое княжение. Но даже предательски ослеплённый, он не отказался от своего предназначения, мудрым правлением завоевав симпатии многих русских людей.Новый роман молодого писателя Евгения Сухова рассказывает о великом князе Московском Василии II Васильевиче, прозванном Тёмным.
Новый исторический роман известного российского писателя Бориса Васильева переносит читателей в первую половину XIII в., когда русские князья яростно боролись между собой за первенство, били немецких рыцарей, воевали и учились ладить с татарами. Его героями являются сын Всеволода Большое Гнездо Ярослав Всеволодович, его сын Александр Ярославич, прозванный Невским за победу, одержанную на Неве над шведами, его младший брат Андрей Ярославич, после ссоры со старшим братом бежавший в Швецию, и многие другие вымышленные и исторические лица.
Роман Раисы Иванченко «Гнев Перуна» представляет собой широкую панораму жизни Киевской Руси в последней трети XI — начале XII века. Центральное место в романе занимает фигура легендарного летописца Нестора.
Первый роман японской серии Н. Задорнова, рассказывающей об экспедиции адмирала Е.В.Путятина к берегам Японии. Николай Задорнов досконально изучил не только историю Дальнего Востока, но и историю русского флота.