На златом крыльце сидели - [8]

– Кто здесь старший? Вы?!

Ее яростный взор впился в блюстителя порядка. Поликарпов приподнялся, не расплескав ни капли достоинства.

– В чем дело, мадам?

– Еще спрашиваете?! Я – новая владелица особняка. Как смели вы, крапивное семя, закатиться ко мне в дом и начать расследование, предварительно не заручившись дозволением? Вы, Марк Вениаминович, тоже, между прочим, хороши… Могли хотя бы зайти и поздороваться!..

– Прежде всего, умоляю, сядьте!

Вишневецкая полыхнула очами, и, не найдя весомых контраргументов, рухнула в кресло. Аккурат напротив коротышки.

– Так что вы можете сказать по этому поводу?

– Я бы сказал, дорогая Лариса Семеновна, что вы совершенно правы, – спокойно произнес сыщик. – Нам нет прощения.

Странно, но ответ совершенно удовлетворил разгоряченную даму.

– То-то, господа! Я просто выхожу из себя, когда сталкиваюсь с неуважением…

– И в мыслях не было, мадам.

Следом прозвучали неловкие извинения доктора Захарова. Казалось ситуация благополучно разрешилась, но тут несносный толстячок добавил:

– А теперь, если не возражаете, сударыня, я попросил бы вас удалиться. Мешаете-с. Дел по горло! Пожалуйста, не отлучайтесь из дома, позже нам потребуется вас допросить.

– Д-допросить! Меня-а-а!..

– Именно! Когда закончится истерика. Что касается вас, Зыков, потрудитесь объяснить, чего ради вы пригласили мадемуазель Марию, в то время как я выразил желание, притом довольно недвусмысленное, сперва побеседовать с кухаркой Евдокией? И думайте живей: возможно, на кону человеческая жизнь…

Услыхав это, фурия-хозяйка замерла с открытым ртом. Любопытство – лучшее снадобье от обид!..

Дворецкий ответил с невозмутимостью египетского сфинкса:

– Прошу прошения, сударь. Однако вы изволили употребить выражение «лучше всего начать», тем самым предоставив мне право выбора. Вдобавок…

– Ну, это черт знает что… – покачал головой Захаров.

– Вдобавок, – продолжил Зыков как ни в чем не бывало, – Евдокию нигде не могут найти.

– Как это возможно?! – удивился доктор. – Дом, конечно, велик, но…

– В обязанности кухарки входит ежедневный поход за провиантом. Должно быть, еще не вернулась…

Поликарпов опрокинул стул.

– Скорей, – сказал он. – Нужно спешить. Ос-спади, я так и думал…

Захаров схватил увенчанный красным крестом чемодан и ринулся догонять товарища. Вишневецкая ошеломленно покосилась на слугу.

– Что здесь происходит, Миша?!

Дворецкий не смог внятно ответить на заданный вопрос, и Лариса Семеновна с недоумением удалилась.

– Стойте, Поликарпов! Чего мы несемся как на пожар?

– Наддайте шагу, друг мой. Женщине грозит опасность!

– Какая еще опасность? Из-за чего?

Сыщик остановился посреди белоколонного вестибюля и, держась за бок, пропыхтел:

– Смертельная! Из-за царских цацок…

Гастролеры

Андреев день, вторник, полдень

Щекотливость положения кухарка уразумела не сразу. Еще вчера затея представлялась идеальной. Не план, а пряник, персик-сахарок… Чудо как хорош! Раз – и все зайцы, что называется, насмерть. Как говорит братец: «Барыш в кармане, душа на аркане». И главное – без малейших подозрений, никакого риска. Почти.

Узнав о смерти сенатора, Евдокия честно прислушалась к ощущениям. Ручьем хлынули слезы. Одно дело желать смерти изменнику, мечтать об этом, и совсем другое – глядеть на бездыханное тело.

Мерехлюндии – дрянной помощник в трудных начинаниях. Всякое дело следует завершать. Тем паче такое!..

Хорошо, есть максима: у меня все лучше всех! Тоже, между прочим, брат научил. Добрая фраза, правильная. Произнесешь такую вслух (или про себя, неважно!) – беды вмиг отступают.

Едва успокоилась, – новая докука. По фамилии Поликарпов. Что за нелегкая его принесла?!

Угрызения совести подвинулись, уступая место страху разоблачения. Кто бы мог подумать, что полиция явится так быстро. Напомаженный толстяк обязательно сунет нос на кухню.

Но иного пути нет. Взялся за гуж…

Авдотья набросила меховое манто, узелок с барскими драгоценностями перекочевал из тайника за пазуху, каблучки пересчитали ступеньки заснеженного крыльца, солнце ударило в глаза, столица распахнула объятья. Все, теперь главное – не оглядываться.

«У меня все лучше всех!»

Шаг, другой, третий. Вот и соседняя улица.

Тройка, будто в сказке – сплошь из белых рысаков, пронеслась мимо, двенадцать подкованных копыт глухо простучали по утрамбованному снегу. Приземистые резные сани исчезли за углом, оставив глубокую колею.

Пусть себе едет. Извозчик ни к чему. Тут недалеко, ног, небось, не сотрешь. Да и денег жалко. Хотя от этого можно и нужно потихоньку отвыкать…

Евдокия сторонилась людных мест, стараясь держатся в тени домов, липла к желтоватым, искрящимся от инея стенам. Нижние окна глядели на проспект сквозь ледяные узоры, таращились, словно залепленные бельмами очи. Девушке не хотелось привлекать к себе внимание. Правда, никто на трусливую зайчиху особенно и не заглядывался. Дама как дама. Ей, понятно, так не казалось. На воре, как известно, шапка горит!..

Декабрьский ветер прошелся по щекам будто свеклой. Но мерзло только лицо. Манто хозяйки не шло в сравнение со старенькой бекешей. Ласково и отрадно! Телу и особенно душе. Больше проклятой разлучнице в бесценном меху не красоваться. Ирина получила, наконец, по заслугам.