На земле Волоцкой - [8]

Первое время, завидя подходивших ребят, прятался в кустах или наказывал бабушке:

— Скажи ребятам, что сплю…

5. ВСЕ СНАЧАЛА…

Мальчишки все же появлялись на усадьбе. Может быть, виновата была тропинка к реке, пролегавшая рядом с усадьбой. По-прежнему приводил их неугомонный и настырный Гришка. Считал он своим долгом побывать у друга, как-то развлечь, успокоить;

— У нас теперь возле деревни резервная армия расположилась, — хвалились ребята своей осведомленностью. — Через наше Ядрино второй эшелон обороны Москвы проходит.

Мальчишки все знали: где вырыты новые окопы, где появились долговременные земляные укрепления. Вразнобой, перебивая друг друга, рассказывали, что в лесах замаскированы танки, тяжелые орудия и даже конница.

— Будут биться за наше Ядрино насмерть! — утверждали они.

Появлялись они ненадолго. У них свои дела, заботы, к которым теперь Витюшка непричастен. Когда оставался один, бродил по заросшей густым бурьяном усадьбе. Завистливо поглядывал вниз на речку, где в жаркую погоду с утра и до вечера плескалась крикливая ребятня.

И наконец однажды Виктор осмелился прогуляться. Спустился вниз к речке, тропинкой прошел мимо одинокой могилы безымянного красноармейца, погибшего зимой в 41-м году. Направился к Березовому клину. Шел лугом среди белых ромашек, потом полем. Теперь он даже васильки сорвать не может… Сразу же на закрайке поля наткнулся на работавших колхозниц. Впрягшись в плуг, покрикивая друг на друга, в одних рубахах и юбках, натужно передвигая босые ноги, бабы и девки вспахивали прошлогоднее жнивье.

— Чего глазеешь?.. В женихи теперь, парень, не годишься, — крикнула какая-то горластая, нахальная девка и напрямик и бесстыдно свою мысль пояснила.

И Витюшка вспыхнул. Съежившись, юркнул в кустарник. Вгорячах запнулся за какую-то корягу, упал и, не в силах сразу подняться, пополз, стараясь скрыться поскорее от людей. Только на берегу возле речки с трудом поднялся на ноги. Рядом блестел широкий омут. По краям зеленела осока. Выглядывали из травы голубые незабудки, кружились нарядные мотыльки. А он ничего этого не видел. Только омут положит конец этой ненавистной жизни… Витюшка отошел на несколько шагов — нужно было место для разбега.

И тут его окликнули:

— Витюшка, купаться, что ли, захотел?

Из кустов вышел и стоял перед ним с ножом и срезанными прутьями Иван Иванович Сидорин. Раньше он жил в Петербурге, работал на Балтийском заводе, а в годы революции переселился в родную деревню.

— Я так… ничего, — весь вспыхнув, испугался Витюшка.

— Чего задумал-то? — строго осведомился Сидорин, пытливо глядя иа Витюшку. И почти силой усадил рядом на бугорок.

— Садись, посидим поговорим… У каждого в жизни своя судьба-дорога. У одних гладкая, ровная, хоть шаром покати. А у тебя ухабистая, тяжелая… даже очень тяжелая. И потому радости у тебя будут свои, трудом обретенные… А раз ты их не получишь, а завоюешь, смысл у жизни особый будет.

Витюшка молчал, весь красный от смущения. Домой пошли вместе. После разговора стало как-то легче на душе.

Дома все заняты делом. Бабушка, старенькая, в длинной юбке, босая, на усадьбе возле амбара стирает в корыте какие-то тряпки. Рядом дед с Алешкой пилят обгорелое бревно на дрова.

— Не спеши, тяни к себе, — покрикивает он на Алешку, рукавом рубахи обтирая пот с. покрасневшего лица. Дед заметно устал и начинает сердиться.

…Все при деле, один только Витюшка не знает, куда себя деть. Даже сам обслужить себя, надеть очки или повязку не может. Приходится просить домашних.

— Идите обедать, — слышен голос матери с пепелища, где среди кучи щебня чернеет печка с высокой трубой-дымоходом. На кольях изгороди висят пустые кринки, жестяные банки. Вернувшись с поля, мать уже истопила печку. Гремя ухватом, наливает из чугуна в общую глиняную плошку похлебку, забеливает молоком. Тут же, под засохшей после пожара липой, вся семья и обедает. Порхают юркие воробьи; чуть что, они уже хозяйничают на сколоченном дедом из неструганых досок столе. Рядом разгуливают уцелевшие от пожара две курицы и петух. — Покорми брата, — напоминает Алешке мать, видя, что Витюшка сам пытается взять культями ложку, ртом отломить кусок хлеба, и ничего у него не получается…

— Нет, давай попробуем, как вчера, — просит он Алешку.

Алешка с полуслова понимает.

Осторожно и плотно привязывает он тесемкой к забинтованной культе брата ложку. Тот морщится, но терпит. И вот Витюшка медленно, сдерживая дрожь, конечно, половину проливая, все же сам несет ложку ко рту.

Все стараются не смотреть на Витюшку, на лужицу супа у тарелки, ведут обеденную беседу.

— Колхоз восстанавливаем, — сообщает мать, — собрали на конный двор плуги, бороны, все, что уцелело…

— Ясное дело, в одиночку не проживешь, — откликается бабушка.

Кончили обедать, мать снова спешит в поле на работу.

Остальные тоже разошлись по своим делам. И опять Витюшка остается без дела. Беспокойно и тоскливо слоняется по усадьбе. Алешка копается на пепелище.

— Витек! — кричит он брату. — Знаешь, что я выкопал? — В руках у него запачканный в золе продолговатый фанерный ящичек. — Твои краски. Нашел под обгорелыми бревнами.