На задворках "России" - [60]

— Разве нельзя оставить все, как есть? — не унимался Киреев, когда мы с ним са­дились уже в машину. — В других журналах вообще в долларах зарплату и гонорары платят! Все так живут!

— Можно, наверное. Нынче многое можно. Но для этого сначала надо, как мини­мум, не бить друг друга по головам и не звонить с угрозами.

Он, как всегда, не услышал — не захотел услышать?..

Вскоре в отделе прозы возникла проблема: как заплатить гонорар немецкому пи­сателю Кристофу Рансмайру за опубликованный "Новым миром" перевод его романа "Болезнь Китахары"? Договор давно подписан, а платить по нему Лиза отказывается. Киреев наседает на меня; я, зная по опыту, что своевольную Хренову очень трудно заставить возиться с переводами за границу, переправляю его к ней: пусть догова­риваются. В конце концов, публикация эта — целиком инициатива Киреева, а Рансмайр — его любимый писатель...

Ничего не получается. Тупик.

Как только Залыгин появляется в редакции, предлагаю собраться для обсуждения этой проблемы у него.

Залыгин дает Хреновой прямое указание: обеспечить пересылку. Должны пла­тить — значит, заплатим, и все дела.

Лиза набычилась, молчит.

Киреев:

— Я вот размышляю, какие у нас еще есть возможности. Можно, конечно, больше не печатать зарубежных авторов или ограничиться доконвенционными публикация­ми...

Хренова (с готовностью):

— Нет, зачем же. Нет, надо печатать. Надо решать вопрос.

Киреев:

— Нет, я пока сам с собой размышляю. Если пересыласть гонорары трудно, надо ли нам ставить самих себя в неловкое положение? Есть разные варианты, давайте подумаем, какой из них предпочтительнее.

Хренова:

— Нет, мы будем решать этот вопрос!

Через какой-нибудь час после этого обмена любезностями в присутствии Залыгина Киреев вновь приходит ко мне:

— Я сейчас от Лизы, она говорит, что пересылать все-таки очень сложно. Может быть, отказаться от пересылки и поступить иначе?..

— Отказывайтесь. Поступайте. — Мое терпение на исходе. Ведь только что спе­циально собирались, как будто все решили, после того как Киреев несколько дней меня этим терзал!

— Вот я и размышляю, какие у нас еще есть возможности? Можно, в конце концов, забыть про эти деньги и ничего не платить. Но это, наверное, не самое разумное, и Лиза со мной согласна. Мне нравится, что она сама хочет найти выход...

Он прекрасно знал, что под договором, заключенным по его настойчивой просьбе, стоит моя подпись.

Еще одна веха, роковым образом ускорившая развязку, — довыборы в акционер­ное общество. После длительных пререканий между акционерами решено было (в основном, конечно, по инициативе Розы Всеволодовны, старавшейся везде загодя подстелить соломку) принимать в АОЗТ и новых сотрудников, но — тайным голосо­ванием и не ранее чем через два с половиной года работы в редакции (некруглая цифра также явилась результатом компромисса). Требуемый стаж к тому времени, кроме меня и Спасского, накопили редактор прозы Бутов, кассир Зюзина, технические со­трудники Фрумкина, Колесникова и Шапиро (Киреев с Новиковой и Кублановский проработали меньше).

Залыгин поручает своему "заместителю по АОЗТ” Костырко под присмотром Спас­ского (надежный Василий Васильевич везде был подмогой) и Кривулина, реально дей­ствующего юриста, готовить собрание акционеров.

По-своему начал готовиться к нему весь четвертый этаж: с одной стороны — Хре­нова, с другой — Василевский. Интриговали в открытую. Костырко мотался от одно­го к другому, "утрясал".

Когда Костырко предложил мне написать заявление о приеме, я спросил:

— Что будет значить в данном случае голосование? Если это чистая формальность, если вы сумеете объяснить акционерам, что у них нет никакого права лишать других сотрудников того, что им самим досталось случайно и даром, — это одно. Если же таким путем кто-то собирается утверждать исключительные права "собственников" и сводить счеты с остальными, я в это не играю. Меня вполне устраивает мое тепе­решнее положение.

Костырко сердечно заверил, что не держит камня за пазухой и все пройдет по-товарищески.

Роза Всеволодовна и Спасский, видимо, предчувствовали иное. Настроение у них и у Залыгина было мрачноватое.

Собрание состоялось 18 сентября. Его объявили строго закрытым — не позвали ни Спасского, ни меня, никого из тех, кого принимали. Присутствовали, конечно, Залыгин с Банновой, Костырко, Хренова, Василевский, Зелимханов, Чухонцев, Бор­щевская, Швабрина и прочие акционеры: как работники редакции, так и давно ушед­шие, ничего о новых сотрудниках не ведающие, но кем-то, как скоро выяснилось, соответствующим образом настроенные.

Первым после собрания в приемную ворвался Василевский. Торжествующее лицо его шло пятнами, в руках — большой конверт, который он стал суетливо заклеивать. Понурый Залыгин сразу скрылся в своем кабинете. Роза Всеволодовна растерянно наблюдала, как Василевский хозяйничает за ее столом, в каком-то оргиастическом восторге шлепая по своему конверту редакционной печатью раз, другой, третий, чет­вертый, пятый...

Под его бдительным надзором загадочное письмо заключили в залыгинский сейф. Только тогда Василевский победно удалился, сверкнув напоследок багровыми ушами.