На задворках "России" - [34]
Тут же откуда ни возьмись явилась Долотовой замена — Лена Смирнова, работавшая прежде в "Октябре". Киреев проводит ее к Залыгину, сам в приемной ожидает результата. Сергей Павлович выглядывает из своего кабинета с некоторым смущением:
— Знаете, что она мне сейчас сказала? Что в "Октябре" проза лучше!
— Это она зря, — спокойно замечает Киреев.
В редакции уже переполох: полставки Долотовой были "персональные", в порядке исключения, сверх штата; отдел прозы и без того укомплектован. Об этом осторожно сообщает Кирееву Василевский. Бухгалтер Лиза Хренова с четвертого этажа по телефону заявляет Розе Всеволодовне: коллектив против новой сотрудницы!
— У нас коллектив решает, акционерное общество, — поясняет секретарша для Киреева. Сама она, похоже, еще не определилась, чью сторону занять: ей обидно за Долотову.
Я объясняю ситуацию Залыгину: мы, вообще-то, вели дело к сокращению, а не раздуванию штатов...
— Пускай. — Он машет рукой. — Лишь бы работали!
Смирнова зачислена. Но этим дело не кончается. На ближайшей редколлегии Киреев роняет неосторожную фразу о "нечестных редакторах". Разражается буря.
— Вы упомянули о нечестных редакторах, а фамилий не назвали. Не могли бы вы нам раскрыть, кого именно имели в виду и в чем была нечестность? — подает свой возбужденно-отчаянный голос правдолюбец Ларин.
Киреев рассказывает про историю с Буйдой. Ларин, похоже, удовлетворен, но тут вступает в спор Марина Борщевская, помощница Чухонцева в отделе поэзии. Залыгин пытается остановить перепалку, Киреев против:
— Нет, я хочу, чтобы все высказались и задали мне вопросы. Мне здесь работать, если, конечно, я буду работать, и я хочу на эти вопросы ответить.
Чухонцев бормочет, что заведующего отделом не заставишь работать с тем, с кем он не хочет работать (приводит пример из своей практики — отношения с покойным Юрием Болдыревым), но расставаться надо все-таки цивилизованно. С цветами, с шампанским...
— Да не в этом дело, — кричит на него раскрасневшаяся от волнения Борщевская.
— В конце концов, я высказываю свое, а не ваше мнение! — взрывается и Чухонцев...
Когда все выговорились и примолкли, вступил Залыгин:
— Я сам чувствую себя Натальей Михайловной...
Никто не понял, что он имел в виду, но получилось хорошо. И про цветы с шампанским тоже не забыл — согласился, что именно так нужно провожать.
После заседания мы с Василевским, не сговариваясь, подошли к Кирееву. Успокаивали, что он правильно, в конце-то концов, поступил: Долотова была слабым работником. И вдруг услышали в ответ агрессивное:
— Нет, пожалуйста, пускай она работает! Я с ней работать не могу, но мы поменяемся местами с Сергеем Ананьевичем, и пусть она с ним работает!
Я — думая, что ослышался, — опять за свое: не следует так расстраиваться, скоро все уляжется и забудется...
— Нет, пусть работает, если вам так хочется, я не против!..
Так обернулось более близкое знакомство. Я понял, что с этим господином нужно держать ухо востро.
А Киреев вдруг зачастил ко мне с одной навязчивой мыслью: вот идет в журнале роман Анатолия Азольского "Клетка", до него принят к печати, и что-то он за него боится... Сомневается что-то. А что я про этот роман думаю? Как он мне?
Роман "Клетка" действительно был предложен к печати Долотовой еще при Малецком и ни у кого сомнений не вызывал: добротная и очень даже "читабельная" проза. Азольский был из тех надежных авторов, с кем Наталья Михайловна легко справлялась: править у него практически нечего. Но Киреев все сомневался и все наседал и наседал на меня, так что я начал чувствовать себя едва ли не виноватым в чем-то, почти преступником, хотя никакого личного участия в публикации не принимал, с Азольским никогда в жизни не встречался, прозу его читал впервые и всего лишь рутинно подписал предложенную отделом рукопись в набор. Такое ли приходилось по бедности нашей печатать, прости Господи!..
И вот в одно из воскресений — звонок мне домой от Залыгина. Скороговоркой оправдывается: завтра, мол, будет не до того, много дел, поэтому решил спросить сегодня. Кажется, у нас идет Азольский, — в каком номере? Неужели в двух?! Ох, как нехорошо!.. Нет, никакой истории с этим автором связано не было, он и раньше что-то уже печатал в журнале. Слабое. Просто никуда не годилось. Его Борисова привела. А сейчас — Долотова? Ну, мы же знаем, что на Долотову в таких делах нельзя полагаться... Не хуже всего, что идет по отделу прозы в других номерах? Это не утешает. А вы с автором лично знакомы? Нет?!..
Тот же случай, что и с Новиковой: доказывай не доказывай — все без толку.
Что-то новое сеялось между мной и Сергеем Павловичем, что-то, видимо, более всхожее, нежели удавалось посеять Василевскому, Роднянской и компании.
Когда Азольский получит за роман "Клетка" Букеровскую премию и в отделе прозы устроят по этому поводу маленькое торжество, Киреев о своих сомнениях не вспомнит...
Заявляется с рукописью Александр Суконик — один из редких недурно пишущих по-русски в США эмигрантов третьей волны. Когда-то он успешно напечатался в "Страннике", меня с ним свела Мариэтта Чудакова, за что я ей благодарен. Поскольку никого, кроме меня, в "Новом мире" не знает — сразу ко мне. Я представляю его Кирееву, прошу Руслана Тимофеевича отнестись к рукописи (мной уже прочитанной) повнимательнее. Суконику говорю, что будет неплохо, если Мариэтта Омаровна как член редколлегии тоже замолвит слово — к ее мнению здесь прислушиваются. Через неделю, слышу, Киреев при мне демонстративно донимает Залыгина:
