На задворках "России" - [12]

Шрифт
Интервал

Василевский в этом номере боролся "против социализма" и цитировал Дору Штурман:

" ...к противникам типа Ленина и его партии следует относиться с профилактической подозрительностью. С людьми и организациями, для которых правил игры не существует, надо сражаться по правилам детективной, а не спортивной борьбы, ибо сами они не спорт­смены и не солдаты". Последнюю фразу Василевский предлагал выбить в камне. Михаил Ле­онтьев (тот самый, который нынче в телевизоре) считал необходимым "временное приос­тановление некоторых демократических процедур ... и переход к прямому президентс­кому правлению", поскольку "институт президентства на сегодняшний день - единственный действенный и легитимный государственный гарант соблюдения правопорядка и равно по­литической свободы в стране". Он заявлял, что на фоне института президентства очень бледно смотрится такой институт, как Госдума": "Людям непонятно, зачем нужен какой-то парла­мент, когда есть президент ..."

(Много позже мне пришло в голову, что для таких вот Леонтьевых, а имя им в то время было легион — Ельцин за годы своего разрушительного властвования и сыг­рал, возможно, демократизирующую роль, опосредованно разоблачив образ "отца нации", сам принцип "президентского правления" в России, подобно тому как Жириновский в эти же годы претворял в смех агрессивно-шовинистические настроения и тем самым отдалял перспективу фашистекой диктатуры.)

Им чудилось, что все беды в "совках", что последний шаг к "прямому президент­скому правлению" (под которым они откровенно подразумевали правую диктатуру) не за горами. В ту осень, через год после расстрела из пушек здания Верховного Сове­та, в газетах снова появились коллективные подстрекательские напутствия Ельцину, где в конце списка уже известных читателю мэтров "демократии" замаячил какой-то "Союз 4 октября": М. Леонтьев, А. Быстрицкий, Д. Шушарин — все эти имена я с изум­лением находил в последних номерах "Нового мира" — и там же С. Николаев, рабо­тавший вместе с Лариным в отделе публицистики...

Молодой Сережа Николаев, появлявшийся на работе эпизодически (в редакции говорили, что у него запой), сдал в номер очередную рукопись своего друга Шушарина. Посвящена она была как будто Солженицыну, но каким-то необъяснимым обра­зом сплетала с ним и похвалы католичеству с цитатами из энциклик папы, и надежды на пришествие русского Пиночета...

С этой рукописью тайно от меня бегали потом к Залыгину, подключив к делу про­бивную Роднянскую, просили его прочесть, ничего не сообщая о моей реакции и тщательно уничтожив следы моих карандашных помет, — Сергей Павлович, незави­симо от меня, статью вернул. Я узнал об этом много позже. Резоны отказов, возмож­но, различались в деталях, но совпадали в главном.

Чуть позже появилась рукопись Быстрицкого — и в ней то же, будто под копирку!

— Ребята, — говорил я кому-то из этой шустрой братии, — я не знаю, какому богу вы молитесь и за кого голосуете на выборах. Это ваше личное дело. Но мне также абсолютно все равно, кто именно, "левые" или "правые", станут ломать кости мне и моим близким в застенках. Поэтому, пока я в журнале, призывать на наши головы Пиночета "Новый мир" не будет.

Эти слова (а все мной сказанное ходило в редакции по кругу, перевираясь до аб­сурда) потом не раз мне припомнят...

Василевский коллекционировал мои письменные отзывы на рукописи. Зачем? Я и сегодня не знаю. Они писались открыто, и стыдиться в них мне нечего. (Возможно, это просто отвечало его конспиративному нраву: сам он в подобных случаях следов старался не оставлять, да и вообще мало что брал на себя, предпочитая устно, в кон­фиденциальной обстановке склонять к тому или иному решению своих начальников — в данном случае меня или Залыгина.) Вот, например, мой отзыв на статью Бориса Любимова, возврат которой наделал немало шума (Роднянская даже приводила авто­ра к Залыгину, пытаясь вместе с ним уломать главного редактора, но тот, прочтя рукопись, вынужден был со мной согласиться):

"Трудно понять, о чем пишет автор. О театре? О церкви? О том, что раньше были хунты, а теперь повывелись? О горбачевском ЦК?..

Всего намешано в избытке, но очень не хватает стройности и смысла. Можетет быть, этого можно достичь путем сокращений?

И еще. Автору (как, к сожалению, многим) привычно походя развешивать ярлыки и ругаться. Нынче такого и без нас пишут много, и попохлеще, на этом славы не заработаешь. Если можно, то пусть она будет хоть аргументированной, со ссылками и цитатами.

Но есть и интересные наблюдения и мысли. Хорошо бы собрать их воедино.

Непонятно, почему статья готовилась отделом критики: это чистая публицистика.

Последнее замечание говорит лишь о неуемной энергии Ирины Бенционовны: ей хотелось прибрать к рукам всю журнальную идеологию, а без отдела публицистики сделать это было никак нельзя. Обладая тонким литературным чутьем, Роднянская сама, конечно, видела недостатки любимовского опуса и заблаговременно понизила его ранг, переведя в раздел "Из редакционной почты" (так частенько поступали с неудавшимися или слишком "забористыми материалами). В целом подход был ясен: все "наше" годится, как бы плохо ни было написано; все "чуждое" встречает жестокое со­противление и бракуется под любыми предлогами... В черном списке оказались превосходные публицисты, в том числе из недавних новомирских авторов.


Еще от автора Сергей Ананьевич Яковлев
Письмо из Солигалича в Оксфорд

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Живая человеческая крепость

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Советник на зиму

Современный авантюрно-философский роман. Главный герой — бедный молодой художник, неожиданно для самого себя приближенный к старому губернатору. Смешные и печальные приключения чудака, возомнившего себя народным заступником. Высокие понятия о чести переплетаются здесь с грязными интригами в борьбе за власть, романтические страсти — с плотскими забавами, серьезные размышления о жизни, искусстве и религии — с колоритным гротеском. За полуфантастическим антуражем угадываются реалии нынешней России.


Рекомендуем почитать
Петля Бороды

В начале семидесятых годов БССР облетело сенсационное сообщение: арестован председатель Оршанского райпотребсоюза М. 3. Борода. Сообщение привлекло к себе внимание еще и потому, что следствие по делу вели органы госбезопасности. Даже по тем незначительным известиям, что просачивались сквозь завесу таинственности (это совсем естественно, ибо было связано с секретной для того времени службой КГБ), "дело Бороды" приобрело нешуточные размеры. А поскольку известий тех явно не хватало, рождались слухи, выдумки, нередко фантастические.


Золотая нить Ариадны

В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.


Резиденция. Тайная жизнь Белого дома

Повседневная жизнь первой семьи Соединенных Штатов для обычного человека остается тайной. Ее каждый день помогают хранить сотрудники Белого дома, которые всегда остаются в тени: дворецкие, горничные, швейцары, повара, флористы. Многие из них работают в резиденции поколениями. Они каждый день трудятся бок о бок с президентом – готовят ему завтрак, застилают постель и сопровождают от лифта к рабочему кабинету – и видят их такими, какие они есть на самом деле. Кейт Андерсен Брауэр взяла интервью у действующих и бывших сотрудников резиденции.


Горсть земли берут в дорогу люди, памятью о доме дорожа

«Иногда на то, чтобы восстановить историческую справедливость, уходят десятилетия. Пострадавшие люди часто не доживают до этого момента, но их потомки продолжают верить и ждать, что однажды настанет особенный день, и правда будет раскрыта. И души их предков обретут покой…».


Сандуны: Книга о московских банях

Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.


Лауреаты империализма

Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.