На всю жизнь - [71]

Ничего подобного я от нее не ожидал. Раньше она считала, что человек до самой смерти должен учиться, и обычно великодушно принимала мои сообщения о том, что в субботу и воскресенье я снова буду отсутствовать.

— Но все-таки какое-то решение нужно найти, — сказал я, все яснее сознавая, что женщина, если речь идет действительно о настоящей женщине, забывает самые высокие принципы, если они оказываются в противоречии с ее призванием матери.

«Кажется, я так и зачахну на батальоне», — подумал я про себя, направляясь в ванную комнату. Когда я чистил зубы, мне пришло в голову, что надо было бы посоветоваться с подполковником Томашеком. Может быть, он придумает какой-нибудь выход из этой ситуации. Но потом я отбросил эту мысль. Это вопрос, который я должен был решить сам, никого другого к этому не привлекая. Вопрос, так сказать, исключительно личного характера. Что может знать Томашек о семейных отношениях? Или о том, что женщина, с детства воспитанная на трудах Коменского, может так резко, говоря с небольшим преувеличением, протестовать против того, чтобы отец ее детей продолжал учебу, и даже упрекать его за то, что по вечерам он ходит пить пиво?

— Может быть, на этот раз закономерность, по которой в вашем роду всегда бывают двойняшки, подведет, — сказал я Лиде, когда мы укладывались на наше супружеское ложе.

— Три или четыре — это все равно, — заявила она и повернулась ко мне спиной, давая понять, что на сегодня дискуссия на эту тему закончена.

* * *

На следующий день майор Чернох вызвал меня к себе. Предложив садиться, он официально сообщил о намерении соответствующих органов сделать из меня высокообразованного офицера.

Я ответил, что не могу принять это предложение.

— По семейным обстоятельствам или просто не хочешь учиться? — поинтересовался он.

— По семейным обстоятельствам, — сознался я и добавил: — Через несколько месяцев нас будет шестеро. Со мной, естественно.

Чернох недоуменно взглянул на меня.

— Насколько мне известно, вас пока еще четверо. И даже принимая во внимание, что человечество размножается довольно быстро, вас может быть только пять.

Я рассказал ему о закономерности, типичной для Лидиного рода.

— Это не должно помешать тебе продолжать свое образование, — заметил он.

— У моей жены иное мнение, — заявил я. — И боюсь, что она не собирается его менять.

— Я поговорю с ней и объясню, насколько важно образование для твоей дальнейшей жизни. Она ведь любит тебя, не так ли?

Не сдержавшись, я сказал:

— Признаю, что вы более опытный агитатор, чем я, однако шансов на успех больше у меня. Но главное, что меня смущает, состоит в том, что Лида права. Разве я могу оставить ее здесь одну с маленькими детьми?

— Она не останется одна, мы будем помогать ей.

Он, конечно, говорил об этом вполне серьезно, но прозвучало это не слишком-то обнадеживающе.

— Вы что, будете каждый день меняться во время купания детей? — с ехидством спросил я.

Чернох был, однако, опытным политработником и не обиделся на мои слова.

— Перенесем продолжение нашего разговора на другое время. Помимо убеждения твоей жены нужно будет еще найти решение… — Подумав, он уточнил: — Организационное решение.

Едва я закрыл за собой дверь кабинета, как эти слова снова пришли мне в голову: «Организационное решение. Вот оно что!»

В тот вечер я успел поужинать с детьми. Сейчас я смотрел на них совсем иначе, чем обычно. Я прикидывал, сколько Лиде необходимо времени, чтобы довести эту важную задачу до благополучного конца. Потом я помог ей искупать детей и уложить в кровати.

При этом я представлял, что их будет еще больше, а Лиде придется все делать одной. Я пришел к выводу, что из этого ничего хорошего не получится.

Мне казалось, что самое правильное решение напрашивается само собой, и не мог дождаться, чтобы сказать ей о нем. С этой целью я зашел к Лиде на кухню.

— Я знаю, как мы это сделаем, — сказал я громко, стараясь заглушить стук посуды.

— Что сделаем? — спросила она, удивив меня своим вопросом.

Мне казалось, что она ни о чем больше не думает, кроме как о том, что наша семья скоро увеличится, а я должен буду пойти учиться.

— У меня возникло решение, — я попытался не потерять своего настроя, — как сделать, чтобы я все-таки мог бы пойти учиться.

Она посмотрела на меня так, словно хотела пронзить взглядом.

— Лида, ну что ты думаешь обо мне? — Я немного обиделся, поняв ее взгляд.

— Я бы хотела, чтобы у нас была полная ясность в самом главном.

— Знаю, знаю: два плюс два будет четыре! — Я постарался показать, что в самом главном у меня полная ясность.

— Ну, тогда я слушаю тебя со всем вниманием, — заявила она и отложила последнюю вымытую тарелку.

— Поедем к нашим, мать и отец помогут тебе с детьми, и у меня появится возможность пойти учиться, — заявил я с гордостью за свою идею, столь гениальную и простую.

Я взглянул на Лиду, но восхищения гениальной простотой моей идеи что-то не заметил.

— Я не хочу к старикам возвращаться, Петр, — огорошила меня Лида.

— Но почему? Все-таки нам там жилось неплохо.

— Жилось неплохо, но я все равно не хочу возвращаться к той эпохе. Если бы ты знал, как я счастлива, что могу самостоятельно решать, что сделать на ужин или к воскресному столу, за какое дело взяться, то ты бы понял, почему я не хочу возвращаться к прошлому. А потом, Петр, мне хорошо здесь. Здесь мне нравится больше, чем в Праге. Люди, отношения между ними, то, что я почти всех знаю и они знают меня, что я иногда могу погулять в лесу, что нам не нужно по пятницам вырываться с нашими на дачу, что меня в школе уважают и я для них уже не начинающая учительница… Я отсюда никуда не поеду. По крайней мере, в ближайшее время.