На всю жизнь - [29]

— Это значит — в одиннадцать! — Этими словами Лида показала, что на меня особенно надеяться нельзя.

Затих стук закрывающейся двери, голоса детей зазвучали на лестнице, и только после этого Ванечек полностью успокоился.

— О бабушке вообще речи нет, — заявил он, но, сразу же поправился: — Собственно, как раз о ней…

Но и это нисколько не помогло мне уяснить суть дела.

— Она прекрасная женщина, любит детей. Павла бы не возражала, чтобы бабушка осталась у нас, даже когда мы поженимся. Все-таки мы трое разумные взрослые люди, а где это написано, что люди не должны делать друг другу добро? Я уже говорил об этом с бабушкой.

— И что она?

— Нашла себе мужчину.

— Что же в этом удивительного? Она еще женщина хоть куда, — сказал я.

— Это да, — согласился Ванечек. — Проблема — в мужчине, которого она нашла. Это подполковник Кадлик, если тебе это имя о чем-нибудь говорит…

— Это тыловик из полка, недавно уволенный в запас?

— Именно так. У него был такой порядок, что можно только подивиться. Он выполнял свою работу с таким энтузиазмом, что даже не нашел времени жениться. То есть он старый холостяк, педант, каких только поискать, к тому же бюрократ.

— И ты боишься, что у бабушки будет несчастный брак? — рассудил я.

— Да, боюсь, — признался Ванечек.

— Что же ты думаешь делать?

— Пока не знаю. Но сделать что-то надо. Например, поговорить с ним. Узнать, что он обо всем этом думает, и выяснить, насколько он изменился, уйдя в запас.

Я признал, что это не самая плохая мысль.

— Понимаешь, Петр, — сказал он неуверенно, — я не могу это сделать. Что он мог бы подумать обо мне? Что я собираюсь жениться, а потому бабушка мне уже не нужна и я пытаюсь ее спихнуть ему.

— Мне нужно выключить плиту, — сказал я, потому что мне стало ясно, что за этим последует, и я пытался выиграть хоть немного времени на размышление.

Когда я вернулся в гостиную, Ванечек встал и собирался уходить.

— Ну, мне пора, — проговорил он.

Я проводил его до двери. И, когда он уже выходил, я как бы мимоходом заметил:

— Так я попробую.

Он тоже как бы мимоходом добавил:

— Он обедает каждый день в Народном доме. Кроме понедельника, в понедельник — выходной день.

Было время обеда, и в ресторане Народного дома свободных мест почти не осталось. Продавцы магазинов, служащие учреждений, пенсионеры, мужчины, женщины и семейные пары ежедневно приходили сюда пообедать. Я огляделся, опасаясь, что в гражданской одежде подполковника Кадлика не смогу узнать. Мне пришлось ранее видеть его всего два раза.

И тут я обрадовался. Человек с военной выправкой, в свитере и зеленых военных брюках, сидевший за столом, вряд ли мог быть кем-либо иным. Он сидел за столом один, что меня еще больше обрадовало.

Я решился и попросил разрешения составить ему компанию за столом.

— Садись, поручик, — ответил он тоном, по которому можно было заключить, что он рад. У него была буйная шевелюра, в которой лишь кое-где проступали седые волосы. Единственное, что мне в нем не понравилось, — это зеленые военные брюки. Я даже подумал: надо бы сказать Лиде, что, когда я уйду в запас, даже если я потеряю интерес к своему внешнему виду, чтобы она не разрешала мне носить предметы военной формы.

Подошел официант и, не сказав ни слова, налил мне суп и положил меню. Сначала я не думал обедать здесь, так как собирался сделать это в своей столовой. Но тут я понял, что если бы в это время я сидел только с пивом, то тем самым выдал бы себя.

— Ты, кажется, новичок в гарнизоне, поручик? — спросил мой сосед. — Иначе я бы тебя знал.

— Новичок, — признался я и уточнил: — Политработник у надпоручика Буреша.

— Индра — хороший командир, но материальным обеспечением никогда всерьез не занимался. Это может обернуться против него, — заметил подполковник. — Тебе следовало бы сделать так, чтобы он не плевал на это дело. Кстати; политработники тоже должны заботиться о материальном обеспечении личного состава. Или, может быть, это уже отменено? Да, извини, я тебе еще не представился. Кадлик. Три месяца назад тоже был офицером. Теперь — в запасе.

— Я вас знаю, товарищ подполковник. Прибыв в часть, я дважды присутствовал на собраниях, где вы выступали.

Я, безусловно, его обрадовал, назвав подполковником. Заботливым голосом он произнес:

— Ешь, а то остынет.

Я без особого аппетита принялся за суп.

— А почему ты ешь без хлеба? — внезапно спросил он. — Настоящий солдат всегда ест суп с хлебом.

Я хотел было ответить, что не увлекаюсь хлебом, но потом решил промолчать. Чтобы его не расстраивать, я протянул руку и взял из плетеной тарелочки кусок хлеба.

— Военные сейчас стали очень щепетильными, не едят хлеб, картофель и некоторые другие продукты. Представь себе, что когда-нибудь они откажутся и от шницелей.

— Мне шницели очень нравятся, — сказал я, пытаясь порадовать его.

Официант спросил, что я еще буду заказывать. Я попросил сегединский гуляш. Он ответил, что остался только особый. Я согласился.

— Это блюдо — чистый грабеж, — сказал Кадлик, не обращая внимания на то, что официант слышит его. — Оно такое же, как и обычный гуляш, но на три кроны дороже. А кстати, почему ты обедаешь здесь, а не у себя в столовой? — спросил он, пристально взглянув на меня.