На всемирном поприще. Петербург — Париж — Милан - [116]

Роберт сдержал свое слово. Через неделю Далия получила от него телеграмму, в которой было только четыре слова:

«Завтра, в восемь часов утра».

В семь с половиною часов Далия была уже на вокзале, а в восемь, вся раскрасневшаяся, повисла на шее Роберта.

Тотчас же молодые люди отправились в дом графини Эмилии, которая приняла Роберта, как родного. Она так много слышала о нем от Далии, что привыкла считать его близким человеком.

Молодому человеку по приказанию графини была приготовлена в одном из флигелей прекрасная комната, стены которой были увешаны всевозможного рода оружием.

На другой день графиня сама заговорила с Робертом о его «планах на будущее», т. е., другими словами, о том, когда он намерен обвенчаться с Далией.

Роберт ответил, что рад бы всей душой сделать это немедленно, но его денежные дела не позволяют ему брать на себя содержание семьи. И прежде заработки его, как художника, не были особенно блестящи, участие же в сицилианской экспедиции окончательно расстроило его финансы.

— Так неужели же вы откажетесь от счастья из-за нескольких сот франков? — сказала графиня.

— Нет, не откажусь, — отвечал Роберт, — но отложу на время. Может быть, на год, на два, пока не поправятся мои дела.

— На год! На два! — вскричала старушка. — Потерять лучшие годы! О, молодость, молодость, как мало вы цените то, что считается за лучшее в жизни. Послушайте, Роберт, я люблю Далию, как родную дочь; никого у меня нет на свете после смерти моего дорогого Эрнеста. Хотите, я сегодня же устрою вам пожизненную ренту в три тысячи франков, а после смерти завещаю одно из своих имений?

Роберт взял руку старушки и почтительно поцеловал ее.

— Благодарю вас от души, графиня, — сказал он, — но не могу принять вашего подарка. Я здоров и молод и не имею права жить на чужой счет, как калека. Никогда никто не скажет, что гарибальдийский офицер живет подаянием.

Как ни убеждала его графиня, как ни спорила, как ни сердилась, он был непреклонен.

Наконец старушка придумала хитрость, благодаря которой ей удалось устроить брак любимых ею людей, не оскорбляя благородного самолюбия юноши. Она сказала ему:

— Вы не хотите взять моих денег. Но вы не откажетесь взять какое-нибудь место, которое дало бы вам возможность честно зарабатывать свой хлеб.

— Разумеется, — отвечал Роберт, — если только оно будет по моим способностям.

— Хорошо, я постараюсь устроить это. Гарибальдийский офицер не должен оставаться без куска хлеба.

Через несколько дней графиня вернулась из Милана торжествующая: она выхлопотала своему протеже место надзирателя в музее изящных искусств, находящемся при библиотеке Брера, составляющей одно из украшений столицы Ломбардии. Место это как нельзя более соответствовало вкусам и наклонностям молодого художника, потому что позволяло ему продолжать занятия своим любимым искусством и давало ему средства, совершенно достаточные для скромного, но безбедного существования.

Он, разумеется, тотчас же принял его, и таким образом все препятствия к браку его с Далией были устранены. Брак был назначен через месяц.

За несколько дней до венца Роберт рылся в своих старых бумагах, перевезенных Далией из дома, где жили они оба до отправления Роберта в экспедицию.

Вдруг внимание его обратил на себя старый сверток, перевязанный запыленным черным шнурком.

— Что бы это было? — подумал он.

Развернув его, он увидел несколько старых писем, писанных на синей бумаге, которая употреблялась лет двадцать тому назад; потом какой-то счет, как будто от кормилицы, потому что там были поставлены пеленки, кофточки, одеяльца и прочие детские предметы.

— Как это попало ко мне? — спрашивал он себя. — Вероятно, кто-нибудь забыл.

Но так как бумаги эти не могли иметь ни для кого особенная значения, то он бросил их в шифоньерку и, вероятно, завтра же выбросил бы их в огонь. Но в эту самую минуту раздался звонок и к нему вошла, вся сияющая, Далия, в сопровождении графини, сопутствовавшей ей в качестве посаженой матери.

Обе пришли, чтобы уговориться о каких-то делах их будущего хозяйства. Роберт совершенно отдался в этом отношении на решение невесты и ее старого друга; поэтому с ним, собственно говоря, совещаться было вовсе не о чем. Но Далии нужен был предлог, чтобы повидаться с своим женихом. Роберт это отлично понимал и потому погрузился с ней в нескончаемые дебаты, почти не слушая того, о чем она говорит, и любуясь в это время больше тем, как красиво шевелятся ее губы. Графиня сидела тут же, улыбаясь и кивая от времени до времени одобрительно головой.

Вдруг лицо ее вспыхнуло. Глаза ее устремились в одну точку и рука протянулась по тому же направлению.

— Что с вами? — спросили в один голос Далия и Роберт.

— Откуда это? — нетвердым голосом спросила она.

— Что откуда?

— Эти письма?

— А, письма! — отвечал Роберт. — Право, не знаю. Вероятно, кто-нибудь забыл. Не ты ли, Далия?

Далия наклонилась к шифоньерке и достала только что брошенный туда сверток. Но не успела она поднести его к глазам, как графиня почти вырвала его у нее из рук и быстро стала перелистывать дрожащими пальцами.

— Откуда это у вас? — с сильным волнением спросила она, обращаясь к обоим молодым людям.