На всемирном поприще. Петербург — Париж — Милан - [114]

Но в битве при Вольтурно Гарибальди собрал главную массу всех своих сил. Корпус генерала Авеццано, в котором сражалась Марция, и корпус Медичи, где находился Эрнест, были поставлены рядом. Им обоим пришлось так часто бросаться вперед и отступать под натиском неприятельских сил, что крайние части обоих корпусов перемешались.

Эрнест узнал Марцию. А она не узнала его, потому что, надвинув шапочку на лоб, он закутал свое лицо плащом. Но молодой человек не спускал с нее глаз. Мрачная решимость овладела им. Он смотрел на эту стройную фигуру, когда она мелькала в дыму и в огне битвы, и ему казалось, что ничего не может быть выше, благороднее этого существа. Он чувствовал, что не может свести с нее глаз, что он только и живет этим созерцанием, и что когда она исчезнет, всё для него погрузится во мрак. Зачем же жить? твердил он. Ему хотелось смерти, но, как это часто бывает, она именно от него и бежала. Кругом товарищи его валились один за другим, пули свистели мимо его ушей, но ни одна не касалась его. Ему пришла в голову странная фантазия. Смерть представилась его воображению каким-то живым существом, которое, по коварству и злобе на него, не хочет исполнить его просьбы. Ему вздумалось перехитрить ее.

Битва приближалась к концу. Под напором густой колонны роялистов гарибальдийцы отступали. Но они отступали шаг за шагом, останавливаясь за каждым кустиком, за каждым камнем и отстреливаясь от неприятельских стрелков.

Эрнест отстал несколько от своих и шел в двух шагах от Марции, которая, увлеченная битвой, не замечала его присутствия. Бурбонские стрелки наступали густой цепью, забегая вперед и останавливаясь за попадавшимися им закрытиями. Звено из четырех человек шло в пятидесяти шагах от них. Эрнест мог разглядеть даже их лица. Вдруг он заметил, что один из стрелков, высокий немец с рыжими бакенбардами, приложил ружье к плечу и навел его прямо на Марцию. У молодого человека сердце екнуло. Вот, вот, теперь или никогда! — прошептал он и быстрым прыжком он стал между нею и баварцем. Что-то блеснуло, он почувствовал сильный толчок в грудь, холод в голове и упал навзничь: это был выстрел, предназначенный для Марции. Он достиг своей цели: перехитрил смерть!

Молодая девушка наклонилась к упавшему товарищу и тут только в первый раз узнала его. Быстро отдернув плащ, она увидала на груди широкую рану, из которой клубилась кровь. Марция видала слишком много раненых, чтобы сомневаться в том, что эта рана смертельна.

— Эрнест, Эрнест, — в отчаянии вскричала она, — зачем вы это сделали?

Но молодой человек молчал, потому что лишился сознания.

Прибытие резерва дало гарибальдийцам возможность снова перейти в наступление. Марция, при помощи товарищей, перенесла Эрнеста на перевязочный пункт. По окончании битвы он был перенесен в госпиталь, куда она и поступила, чтобы ухаживать за ним, потому что с окончательным поражением роялистов наступило временное перемирие.

Вот каким образом Марция и Эрнест очутились вместе.

Раненый сделал рукой знак, что хочет что-то сказать. Девушка наклонилась к его изголовью и устремила на него печальный взгляд.

— Марция, — чуть слышно прошептал умирающий, — мне осталось всего несколько минут жизни. Скажите же мне…

Он не кончил, потому что кровь хлынула у него изо рта.

— О, милый! — вскричала вне себя девушка, целуя его руки, — я люблю тебя! Я знаю, что тебе именно это хотелось услышать! Да, да, люблю, хотя думала, что тайну эту я унесу с собой в могилу.

Эрнест закрыл глаза, чтобы не видеть в лицо счастья: оно слишком слепило его слабеющее зрение. Он только слабо пожал руку девушки, лежавшую в его руке.

— Погоди, дай мне опомниться! — прошептал он.

Марция молчала и печально смотрела на больного. Зачем я сказала ему это? — думала она про себя. Теперь жизнь покажется ему в тысячу крат дороже, а смерть ужаснее!

Раненый сделал движение. По его лицу пробежала темная тень. Глаза выражали укор. По какой-то таинственной чуткости, свойственной только умирающим, он, казалось, отгадал, что подумала девушка.

— Ты жалеешь, что сделала свое признание? — сказал он.

Марция ничего не ответила.

— Не жалей, — проговорил больной после некоторой паузы. — Вся жизнь не дала бы мне того счастья, какое дали твои слова!

Марция припала к его постели, заливаясь слезами.

Эрнест с трудом поднял руку и положил ее на белокурую головку бедной девушки. Оба молчали. Да и что могли они сказать друг другу!

Марция просидела всю ночь над постелью умирающего. Не желая увеличивать его страданий, она старалась казаться спокойной и улыбалась ему, но, отойдя в сторону, она тайком утирала слезы, которые помимо ее воли катились из ее глаз. К утру раненый забылся коротким, тяжелым сном. Но вдруг он вскричал:

— Марция!

Девушка бросилась к нему.

— Прощай, я умираю, — проговорил он.

Она прижалась губами к его холодеющим устам и хотела что-то сказать. Но рыдания прервали ее голос.

Началась мучительная агония. Марция стояла над постелью умирающего бледная как смерть и в немом ужасе смотрела на это искаженное предсмертными муками лицо.

В эту минуту в комнату вошел фельдшер в сопровождении какого-то молодого человека. Это был Роберт. Он подошел к Марции и хотел что-то сказать, но, увидав эту ужасную картину, остановился и, притаив дыхание, стал смотреть. Много раз приходилось ему видеть смерть на поле битвы, но там она никогда же производила на него такого потрясающего впечатления.