На Врангеля. Повесть о перекопских боях - [5]

Кузьмин

Перед селом Михайловским мы, думая, что оно занято противником, рассыпались в цепь, но белые ушли без боя, оставив нам много пшеничного хлеба.

Мы двинулись к селу Веселому. Опять рассыпались в цепь. Но в селе были уже наши части — 270-й Белорецкий полк. Противник отступил и здесь без боя.

Воскресенский

Отдохнуть в Веселом нам не дали. Сразу велели выходить: досадно стало. Ведь мы были голодны, давно не спали, курить нечего, а нас снова выгоняют. Но что поделаешь? На то война. И айда вперед!

Решетников

270-й полк выступил вместе с нами, но скоро свернул куда-то в сторону. Скоро пришло известие, что он окружен врангелевцами. Мы поспешили к нему на помощь, но было поздно: его уже не существовало, он был весь изрублен белыми. В этом бою участвовали 7-я и 9-я роты нашего полка. Один из спасшихся товарищей — Нецветаев — нам потом рассказывал: «Стрельба идет… Нам все жутко. Рассыпали нас цепью. Видим, что на нас скачет кавалерия белых. Командир батальона убежал, оставил нас одних. Но наш ротный тов. Куликов — очень боевой — ревет нам: „Не давайся в панику, а то все равно порубят!“ И мы его послушали и отступали, не спеша. Но кавалерия белых окружила нас со всех сторон, забрала батарею и порубила весь Белорецкий полк. Погибли бы и две наших роты, если бы не подоспела на помощь конница Буденного!»

Воскресенский

Во время следующего перехода мы увидали верстах в трех от нас как будто проволочное заграждение, но когда подошли поближе, то поняли, что мы проходим место, где был изрублен Белорецкий полк. Всюду валялись трупы красноармейцев. У многих на голове зияли страшные рубленые раны.

И мне стало очень тяжело дышать, злость сдавила грудь, и я шел мимо порубленных товарищей и мечтал о том, как отомщу врагу.

Переночевали мы недалеко от места боя.

Рожков

Большое впечатление произвел на нас слух о том, что погибшие товарищи не сдавались, а дрались, как львы, и стреляли до последнего патрона. Красные бойцы погибли потому, что белых было во много раз больше, и рассказы об их храбрости подняли дух красноармейцев, которые теперь хотели только одного: «отомстить негодяям». И когда во время отдыха крестьяне говорили нам, что мы дойдем лишь до Перекопа, а дальше белые не пустят, то мы отвечали, что мы крепки и сознательны и никакой Перекоп нас не задержит.

До Алексеевки мы дошли не только без боев, но даже и не видя белых. У самой станции мы заблудились. Была темная октябрьская ночь. Сколько ни плутали мы, но дорогу не могли найти, наконец наткнулись на линию железной дороги, развели громадные костры, которые были видны вероятно на много верст, отдохнули и ощупью, по шпалам, добрели до какой-то станции или разъезда, где забрались все в один дом ночевать. Было так тесно, что меня чуть не задавили…

* * *

Рожков

Мы приблизились к тому страшилищу, о котором столько говорили нам в дороге. Деревни казались вымершими, и все чаще попадались совсем разбитые или обугленные хаты и голые, разрушенные стены. С каждым днем труднее приходилось нам с питанием, но дух и настроение наши оставались прежними. «Бей врага», кричали красноармейцы.

И вот наконец Сивашский мост. Мы подходили к нему темной ночью. Над мостом стояло зарево. Он горел, подожженный белыми, отступившими на другую сторону сивашских озер-болот.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ ЛИЦОМ К ЛИЦУ

Алексеев

Мы подошли к станции Сиваш, от которой до моста оставалось две версты. Взводный Рачев, наш политрук и я пошли вперед на разведку. По дороге мы не встретили нигде ни одного белогвардейца. Мост догорал. На станции Сиваш мы разместились в полуразрушенных холодных хатах. Все станционные постройки сгорели или были разбиты орудийными снарядами.

Наш обоз отстал, хлеба у нас не было, и мы легли опять голодными. «Ну, ладно, — думаем, — когда-нибудь и на нашей улице будет праздник».

Кузьмин

Мы промерзли, так холодно было в хатах, ведь в них, не было ни одного целого стекла.

Утром прилетел к нам первый снаряд.

Днем мы вышли смотреть, что делается у моста. Два пролета были сожжены — по одному с каждой стороны.

Оставив караул, мы пошли обратно. Ночью нам велели произвести разведку по ту сторону моста. Пошли из нашей роты в разведку четверо. Поднялись они по рельсам на обгоревший мост, переползли его, спустились на берег белых и проползли саженей десять, когда увидели окопы и в них белогвардейцев. Разведчики вернулись и рассказали обо всем, что рассмотрели.

Третьяков, Сундырев

Хлеба у нас не было попрежнему, артельщик не везет; купить негде, никого из жителей ведь не осталось. Врангель, отступая, всех захватил с собой. Где-то откопали пуда полтора пшеницы, высушили на лопате над огнем, столкли и сварили кашу. На железнодорожной линии, на белогвардейском берегу показался броневик и, заметя нас, стал бить по нашей стороне из тяжелых орудий. На нас это подействовало. Мы все притихли. А он бьет, и бьет, и бьет…

Алексеев

На третью ночь мы опять пошли к мосту. Опять поднялись по рельсам, прошли на другой берег, видим, сидят белые в секрете, и думаем: «Что делать. Как их взять?» Двинулись по обеим сторонам насыпи, но до секрета дойти не удалось. Белогвардейцы нас заметили, несколько раз выстрелили и ушли к своим. Тогда мы продвинулись еще немного. У них в секрете в яме был телефонный кабель. Мы его забрали и пошли дальше, бросая гранаты. Идем и видим, что на нас движется белогвардейский броневик. Мы бросились назад, а броневик открыл по нас огонь из орудия и ранил двоих наших. На броневике горел прожектор и ярко освещал всю местность. А мы бежали и думали, что останемся в плену и нас замучают кадеты. Взбираться по рельсам на мост очень трудно, а броневик все время стрелял по нас шрапнелью. Но все же добрались мы к своим.