На Врангеля. Повесть о перекопских боях - [4]

По пути нам встречалось много трудностей. Приходилось иногда ночевать на огородах или в поле, а если в хате, то чуть ли не друг на друге или сидя.

Придешь в деревню, а в теплые хаты не пускают, говорят, что места нет, так и приходилось нам спать на холоде.

Хаев

У нас нехватало часто хлеба, переходы делали большие по 50 верст в сутки, печь хлеб для нас не успевали, и, что всего хуже, не было у нас и табаку — приходилось собирать окурки.

* * *

Но мы не унывали. «Ничего, — говорили, все иначе будет! Возьмем мы Крым — проклятое гнездо белогвардейцев».

По пути крестьяне говорили нам: «Не взять вам Перекопа, у Врангеля больше 100 орудий и помощь с моря. Красные войска у Перекопа стояли зиму и весну, но выбить Врангеля так и не смогли».

Приходилось слышать много разговоров, но что бы кто ни говорил, мы все хотели только одного: взять Крым и освободить трудящихся от хищников.

ГЛАВА ВТОРАЯ ДОЛОЙ ВРАНГЕЛЯ ИЗ КРЫМА!

Одинцов

Комбат сказал нам, что впереди частей нет и на утро мы возможно встретимся с противником:

— Предупреждаю вас, товарищи, — добавил он, — не бойтесь и будьте спокойны, в особенности при встрече с кавалерией.

Рожков

Мы легли спать. Было приятно протянуть усталые ноги. Казалось, что так и лежал бы не вставая, но время как на зло летело быстро. Не успели мы заснуть, как сквозь сон донесся к нам крик комбата: «Ребята, подымайся!..» Мы встали и пошли. Уже недалеко расположение белых. Наш комбат выслал вперед разведку, а мы остановились. Разведка дошла до хутора Гладкова и обнаружила там заставу противника. Получив донесение об этом, комбат товарищ Ляпушкин рассыпал наш батальон в цепь.

Сухарев

Мы все прибавляли шагу и наконец бросились бегом прямо на хутор. Увидя нас, белые стали выбегать из хат. Послышалась стрельба.

Разведка столкнулась с противником. Первый батальон развернулся к примкнул к левому флангу разведки.

Кузьмин

Врангелевцы были захвачены врасплох и бежали, оставив мам два пулемета.

Выбив противника, мы остановились, дождались прихода второго батальона, снова рассыпались в цепь и пошли на деревню Карачекрак.

Рожков

Разведка выяснила, что в Карачекраке противника нет. Пройдя село, мы увидели, что впереди движутся какие-то части, и решили, что это наш 263-й полк.

Кузьмин

Послали туда конных разведчиков, с ними поехали командир нашего полка и комбат Ляпушкин, но не успели они ускакать от нас, как послышались раскаты залпов. Впереди оказался не 263-й полк, а противник. Затарахтели пулеметы. У нас в роте один пулемет стоял на косогоре у ветряной мельницы, а другой — правее у опушки леса. Наша артиллерия — 3 трехдюймовых орудия — расположилась за бугром, и, как только затрещали неприятельские пулеметы, наша батарея открыла по ним огонь. Орудия противника стали бить по нашей батарее, но все время мимо.

Рожков

Мы видели, как противник махал нам шапками: «Идите, мол, сюда», на что красноармейцы отвечали смехом.

Мы стали делать повзводно перебежки и залегли у проволочного заграждения, где под обстрелом белых окопались.

Одинцов

Вскоре цепи белых отступили. Они пытались броситься на наш левый фланг, но наша цепь спокойно отразила все атаки. После того, как белые были отбиты, мы, выставив заставы, вернулись в Карачекрак чай пить.

Кузьмин

Стояла сырая, осенняя погода. Мы вывалились в грязи, насквозь промокли, все прозябли, с шинелей капала вода, но в деревне отдохнули и в десять ночи выступили дальше. Подул северный ветер, начал падать снег. Многие из нас, красноармейцев, шли в разодранных ботинках, а кое-кто, не имея шинели, кутался в тряпье.

Сухарев

У Бурчатска мы наткнулись на окопы белых. Наш первый батальон обошел противника и взял его под перекрестный огонь. Среди белых началась паника, им некуда было отступать.

Мы вышли сзади хат по огородам на конец села, где увидели толпившихся белогвардейцев. Они закричали нам: «Не стреляйте, мы сдаемся!» Как только мы стали подходить к ним, один из них побежал. Я бросился за ним. Кричу: «Стой!» Но он продолжает бежать. Я прибавил шагу и наконец догнал его. Он тащил с собою пулемет и винтовку. Он остановился. «Говори, ты офицер?» закричал я на него. Он ответил, что нет. «А зачем ты бежишь с пулеметом и винтовкой, а не стреляешь?» «Да, — говорит, — стрелять нельзя. Пулемет испорчен, а для винтовки у меня патронов нет».

Я опять спросил его: «Ты офицер?» «Нет», ответил он. Но я не поверил, стащил с него шубу и увидал на его гимнастерке золотые погоны. Они были крепко пришиты, и сорвать их он не успел. Я начал волноваться и говорю: «Эх, ты! — беру винтовку — защитник!» И ударил его прикладом по голове.

Он упал на колени и закричал:

— «Товарищ, я не бил коммунистов».

Но я был зол на офицеров и ударил его еще раза три, чтобы он не ожил, и пошел дальше. Этим кончился бой у Бурчатска. Когда после боя с товарищами зашел в избу, то хозяин говорит нам:

— Что же не даете вы кадетам даже чаю выпить? Только сядут, как уже бежит к ним наблюдатель: «Ох, господа, опять красные идут, давайте тикать далее, а то нас задавят!».

* * *

Мы пробыли в деревне часа полтора и пошли дальше Шли почти не отдыхая. Шли и день, и ночь холодные, голодные, — и все время гнали белых так, что их пехота не слезала с подвод и действовала одна лишь кавалерия.