На Великой лётной тропе - [95]

— Целуй всех, а то не пустим!

Девушка склонила голову и стояла, вздрагивая. Потянулись к ней руки, начали тормошить ее. Видела Настя, что будет ей худо, глянула на дорогу, на заводскую улицу — везде пусто, распугали каратели народ.

— Ладно, целую, — сказала она.

— Подряд всех!

— Всех, всех, только первого выбираю я.

— Без выбору.

— Нет, с выбором! — топнула ногой девушка. — Отойдите немного, я поцелуюсь сперва с рыжеусым.

Рыжеусый сидел на лошади.

— А ну, отойди, коль девка меня выбрала.

Он занес ногу, чтобы спрыгнуть. Настя же рванулась и побежала к заводу. Каратели за ней, один схватил ее за косу. Выскользнула коса, осталась в руке у него яркая красная лента.

Спряталась девушка в крайнюю избенку. Каратели проехали мимо, один из них Настину ленту привязал к гриве своей лошади. Настя не пошла на паром, не пустила и Аннушку.

Ехал Эрнст Людвигович с прогулки и решил переправиться перевозом. Паром покачивался у берега, но паромщицы там не было.

— Паром, паром! Настя, где ты, стерва?! — долго кричал кучер и не докричался.

Пришлось управляющему ехать вокруг пруда, по топкой дороге. Проезжая мимо Прохора, он остановился и вызвал Настю:

— Так службу несут? Уволю!

— А конники затем здесь, чтобы за девками гоняться? — Девушка рассказала, как недавно охотились за ней.

— Иди, не тронут. Я им сейчас!..

Эрнст Людвигович действительно сильно распекал командира:

— У меня чтоб не трогать эту девку! Кто будет перевозить? Вас заставлю, под суд отдам! У кого девкина лента, верни!

Каратель принес ленту, но девушка не взяла ее.

— Заплетай своей милой, знать, нету у нее, коль из чужих кос берешь!

Он бросил ленту в грязь и приступил сапогом.

Ничего не подозревая, коровы вечером спокойно возвращались с пастбищ, бережно несли свои напруженные вымена. У брода через речку их ждала опасность. Погрузили коровы в холодную воду свои губы, напились и стали выходить на другой берег, а там их встретили конники и передней накинули на рога петлю. Заревела буренка, шарахнулось стадо обратно в реку, но не все успели переплыть ее, многих обротали, увели в завод и заперли на конном дворе. Долго не осмеливалось стадо вновь переходить реку и, только уверившись окончательно, что засада ушла, вернулось в завод. Там уже знали, что несколько коров поймано и за них требуют выкуп. Ходили хозяева выкупать коровенок, с них потребовали по десяти рублей с головы.

— Вся-то коровенка чуть больше стоит.

— Не бери, мы их зарежем!

— Негде нам взять таких денег!

— Тогда не гоняй на чужие пастбища, корми дома!

Пробыли коровенки на конном по двое суток и были выданы бесплатно, только судья получил из конторы несколько протоколов для разбирательства. А хозяева предъявили встречный иск к заводоуправлению за то, что оно испортило коров: двое суток не доили ни разу, и у коров заболели вымена.

Суд происходил в школе. Она была полна народом, даже на площади перед школой ни одной свободной пяди. Ирина сидела в зале суда, видела седого, сгорбленного судью-отца и мятежника Юшку в образе Столярова.

Суд вынес приговор ни в чью, так как одна сторона сделала незаконную потраву заводских пастбищ, а другая испортила коров.

После суда Ирина торопливо выскользнула из школы, чтобы избежать встречи с отцом и Юшкой. Бежала она в Шумской завод и думала: «Как постарел отец! А Юшка все тот же».

Эрнст Людвигович остался недоволен постановлением суда и обвинил его в пристрастии. Он вызвал к себе военного командира и говорил с ним наедине. На следующий день вся команда занялась ловлей коров и пригнала их целую сотню. Помощник привез из деревни трех баб-доярок.

— Теперь посмотрим, что скажет судья, — тешился управляющий.

Коровы постояли ночь, за ними никто не явился, а днем каратели загнали еще сотню. Поднялся в заводе ребячий вой:

— Молока хочу, молока!

— Идите к управляющему, он загнал наших коров, — посылали ребятишек старшие.

Бегали мальчишки оравой к дому управляющего и кричали:

— Молока, молока!

Эрнст Людвигович заперся в кабинете, но вой и крики все равно залетали к нему.

Вернули покой управляющему каратели, они разогнали мальчишек.

Ночью заводские молодцы двинулись в горы. Настя перевозила их и шутливо ругалась:

— Куда вас понесло, скоро ли конец будет?

— Скоро, скоро…

У Прохоровой сторожки теплились цигарки, сдержанно гудели голоса:

— Довольно, айда, а то запоздаем.

— Рассвет бы не захватил на деле.

Летние ночи коротки, и кто хочет делать тайные дела, страшись рассвета.

Из сторожки вышел Юшка Соловей.

— Здорово, ребята! — сказал он.

— Здравствуй!

— Много ли вас?

— Да голов с двадцать наберется.

— За мной! Прохор, показывай дорогу.

Продвигались ни тропой, ни дорогой. Юшка запретил разговаривать и курить.

Конный двор стоял на краю завода, часовой охранял его ворота.

Юшка разделил всю партию на две части. Большую оставил среди камней, в нескольких саженях от конного.

— Дам сигнал, тогда и ломай ворота. Коровенок прямо в лес, а сами врассыпную по домам.

А с меньшей пошел к воротам и тихо связал часового.

Прислушивалась большая партия, — казалось, что времени ушли часы, а сигнала не было.

— Уж не попался ли Юшка?

На тревожный вопрос ответил молодецкий свист. Вся партия бегом к воротам, двинула плечами, и ворота распахнулись.