На веки вечные. Свидание с привкусом разлуки - [67]
– Сударь, мне надо объясниться с вами, – несколько высокопарно проговорил он.
– Объясниться? – удивленно переспросил Ребров. – А что собственно случилось?
– Давайте отойдем в сторону. Наш разговор должен вестись без посторонних.
Ребров, подумав, согласился. Он понимал, что Розен находится в состоянии, которое может привести к скандалу. Совершенно ненужному.
– Ну что ж, извольте. Вон там в конце коридора есть закуток, где нам никто не помешает…
Когда они скрылись от посторонних глаз, Ребров спокойно и максимально доброжелательно осведомился:
– О чем вы намерены говорить? Я вас слушаю, господин барон.
– Речь идет об Ирине Юрьевне Куракиной… Я намерен потребовать от вас прекратить ваше знакомство с княжной. Оставьте княжну в покое! Вы слышите – оставьте Ирину!
– Простите, а она что – уполномочивала вас для такого разговора?
– Разумеется, нет. И вы сами прекрасно это понимаете!
– Тогда давайте закончим нашу беседу на этом. Все, что Ирина Юрьевна сочтет нужным, она сообщит мне сама. У меня нет желания обсуждать с вами наши с ней отношения. Это касается только нас двоих. Позвольте пройти.
Розен нервно схватил Реброва за руку. Его трясло.
– Нет, вы выслушаете меня! Я заставлю вас!
– Уберите руку. Иначе это плохо кончится для вас…
Розен отдернул руку.
– Ну что ж, я знал, что разговаривать с вами бесполезно. Где вам понять, в какой чудовищной ситуации оказалась Ирина.
Ребров, уже собиравшийся уходить, остановился.
– Что вы имеете в виду?
– Ирина… – Розен запнулся, но потом продолжил: – Она увлеклась вами… Как же – представитель победоносной русской армии! У нас, в эмиграции, многие вдруг поверили, что речь идет именно о русской армии! Глупцы! Они верят, что теперь в России все изменится, что пришла пора забыть старое… Забыть все, что творилось во время революции и потом…
– Вы, как я понимаю, к их числу не принадлежите?
– Не принадлежу. И никогда не буду принадлежать. Я не намерен забывать и прощать. Я не буду предавать память своих близких, которых стерли с лица земли сапогами пьяных пролетариев!
– Хорошо, это я понял. Прошу только заметить, что я родился уже после революции, поэтому странно обвинять меня в том, что случилось тогда.
– Все равно вы – из них. Вы их наследник. А Ирина – она из нашего мира. И у него нет ничего общего с вашим миром. Уже сейчас за ее спиной шепчутся, распространяют чудовищные слухи, что советская разведка ее завербовала, что она работает на вас…. Вы не можете себе представить, что будет с Марией Алексеевной.
– А кто такая Мария Алексеевна? – глухо спросил Денис.
– Это мать Ирины, которая никогда не забудет, что сделала с ее мужем и сестрами ваша революционная матросня… Вы не знаете ничего о том, как они близки с Ириной… Вы не понимаете, что произойдет, если все раскроется о ваших отношениях! Ирина не сможет пойти против воли матери, а если, не дай Бог, решится… кто-нибудь из них непременно наложит на себя руки…
Денис молчал. Что он мог сказать на это? Потом, стараясь быть спокойным, спросил:
– Что вы от меня хотите?
– Черт! – воскликнул Розен. – Я же знал, что делать этого не стоит! Что вам до наших слез!.. Что вы можете понять? Как? Во время революции для всяких там комиссаров особым шиком было попользоваться дворяночками… Все то же самое! Ненавижу!
Розен повернулся на каблуках и пошел прочь, сложив руки за спиной…
«Письмо, полученное мною недели через две после того, было кратко – ласковая, но твердая просьба не ждать ее больше, не пытаться искать, видеть:…..Не вернусь, пойду пока на послушание, потом, может быть, решусь на постриг… Пусть бог дает сил не отвечать мне – бесполезно длить и увеличивать нашу муку…“»
Из рассказа Ивана Бунина «Чистый понедельник»
