На трассе — непогода - [29]

Все это Семен рассказал Лизе, она была с ним откровенна, и он не стал ничего перед ней скрывать. Обсудить же все это они не успели, потому что едва Семен закончил говорить, как произошел один случай.

Семен и не заметил, откуда взялись эти двое: наверное, он так увлекся, что не услышал, как они подошли к беседке. Лиза неожиданно вскрикнула, когда высокий горбоносый парень положил ей на плечо свою темную лапу. Они оба были «под банкой» и весело заржали, радуясь Лизиному испугу. Второй был какой-то квадратный, в помятой кожанке, с пышными, кудрявыми баками на продубленных солнцем щеках. Горбоносый сжал плечо Лизы; лицо у него было усмешистое, не такое тупое, как у его приятеля с баками.

— Не боись, — сказал он Лизе. — Мы с корешом гуляем, чего тебе тут байки слушать, айда с нами.

Он говорил так, будто Семена здесь и вовсе не было.

— Отпусти! — вскрикнула Лиза и, морщась, ударила его по руке.

Это его еще больше рассмешило.

— Ого! — сказал он. — А у тебя ручка ничего.

— Идите, ребята, мимо, — сказал Семен.

— А это кто? — спросил весело горбоносый, словно только сейчас увидел Семена.

— Солдат! — подхватив его игру, радостно воскликнул парень с бакенбардами. — Смотри-ка, солдат!

— А, да он «ПВ», — взглянув на погон Семену, сказал горбоносый. — Граница на замке. Иди служи, солдат, охраняй рубежи. Мы тебя не держим. — Руку же с плеча Лизы он так и не убрал.

Тут Семен понял: деваться некуда, придется с ними повозиться. Не он в этом виноват. Говорить или спорить в таких случаях нельзя, все решает быстрота. Семен перепрыгнул через барьерчик беседки и очутился напротив горбоносого, а второй, с бакенбардами, оказался от него справа шагах в трех. Семен сразу сообразил, как действовать, потому что в самбо поднатаскали их еще в первый год службы, это входило в обязательную программу обучения, лейтенант на заставе был отличным тренером… Когда горбоносый уж валялся на земле, второй, с баками, оказался у Семена под правой рукой, он тут же ухватил его за куртку. Это была ошибка, потому что руки и ноги у противника оставались свободными, любой парень с заставы тут же воспользовался бы этим, но квадратный был туповат, да и не знал он самбо, умел, наверное, только бить прямые, потому и решил, что Семен врежет ему с левой, закрыл лицо обеими руками. Но Артынов бить его не стал, оттолкнул от себя и сказал:

— Подбери своего корешка.

В это-то время он и услышал громкий смех, быстро обернулся и увидел Николая Пельменщикова, — он шел, по привычке приглаживая ладонями длинные темно-русые волосы, улыбался во весь рот, обнажая очень белые и очень ровные зубы.

— Красиво! — воскликнул он. — Добьем?

Парень с бакенбардами помогал горбоносому подняться, тот морщился, пожимая плечами, — наверное, все-таки ушиб лопатки, — масленые глаза его теперь были злы.

— Сволочь! — крикнул он. — Ты что же людей калечишь?!

Николай шагнул к нему с веселым азартом, но Семен успел схватить его за руку.

— Зачем?.. Хватит.

На лице парня с бакенбардами проступил страх, но горбоносый не испугался.

— Ты мне под руку подлезь, я из тебя мошку сделаю.

Это была правда, рука у него была крепкая, с тяжелым кулаком, под нее лучше не подворачиваться, да Семен и не собирался.

— Ладно, — сказал он. — Ты извини, но сам виноват. На себя обижайся.

Горбоносый встал, приподнял правое плечо и сморщился.

— Уйди с глаз.

— Я бы все-таки ему врезал, — сказал Николай, — чтоб помолчаливей был.

— Не стоит, — сказал Семен.

— Ну, раз так… Тогда пошли, пусть он переживает.

Артынов кивнул Лизе, она все это время простояла на скамейке, была бледна больше, чем обычно. Когда они отошли от беседки, Николай сказал:

— Как вы насчет пообедать?

Так, втроем, они пошли в ресторан, было часов шесть, зал был забит до отказа. Николай сказал: «Минуточку», — исчез и вернулся с седым краснолицым официантом, тот провел их в угол, к пустому столику, снял с него табличку «Занято».

— Выпьешь, солдат? — спросил Николай.

Семен ответил, что не пьет, а Лиза попросила:

— Мне пятьдесят граммов коньяку.

— А мне двести водки. Больше не могу. Норма, — твердо сказал Николай.

Когда принесли закуску и выпивку, Лиза отпила из своей рюмки глоток и сморщилась, как от ожога. Николай рассмеялся:

— Что, не нравится? А между прочим, я ведь тоже это дело не люблю. Так, на отдыхе иногда приму для настроения, а когда работа — ни грамма. Меня от этого дела один случай отучил. Как на Зею приехал, работу не выбирал, куда поставили, туда пошел. Была у меня бригадка — шурфы для взрывников копали. Пошел по бережку проверять их. Перед этим принял. Обычно, чтоб шурф заметен был, шесты ставили. А тут или его кто-то утащил, или забыли поставить, вот я в этот шурф и ухнулся. Глубина три метра, могила могилой. Там грунт — дресва, сыпуча, только тронь. Смотрю: валун обнажился, навис надо мной, а дресва, чуть шевельнешься, из-под него течет, еще немного — и этот валун на меня пойдет. Не удержишь, прибьет. Вылезти нельзя, зацепиться не за что. Был бы шест… Вот тут-то я решил: все, конец, сиди, дожидайся смерти. И смерть-то поганая, раздавит, как клопа. Стою, не шевелюсь, минуты своей жизни считаю. Да, видно, рано было смерти за мной приходить. Там на речке одна женщина купалась. Увидела на берегу мою сумку, заглянула в шурф. Молодец была женщина, шест мне осторожно подала, я по нему выскочил. В тот же момент и валун рухнул. Такая свинья — пудов на двадцать пять. Только пыль пошла, и дресвой все засыпало. С тех пор при деле боюсь и каплю в рот брать. — Николай налил водку в большой фужер и выпил залпом. — Вот так я ей шабаш делаю, чтоб потом не повторять. А ты, солдат, в какие места летишь?