Плыть по реке оказалось значительно дольше, чем предполагал Ракитин, и в лагерь они добрались только к ужину. Здесь усталых путешественников радостно встретили Фан и Са, которые уже начали беспокоиться за них.
Финиш
Ракитин всегда любил предотъездные сборы с их суетой, тревогами, волнениями, ожиданием нового, новых знаний, новых ощущений, впечатлений. Но в дни завершения любой экспедиции он всегда ходил с ощущением какой-то подавленности, ожиданием расставания с людьми, потери чего-то очень дорогого и неповторимого.
Весь день шла подготовка к возвращению в Ханой.
Образцы растений, пакеты с плодами, банки со змеями занимали свои места в ящиках и коробках.
Наступил последний вечер в лагере. Вроде бы, как обычно, ярко пылал костер, и все, рассевшись вокруг огня, прихлебывали горячий чай из маленьких чашек. Словно петарда, взорвался случайно брошенный в костер стволик бамбука, и фонтан искр взметнулся кверху. Подхваченные горячим током воздуха, они уносились все выше, выше и исчезали, словно превращаясь в серебряные звезды, мерцавшие в бездонной глубине неба. Из темноты вынырнул Тый. В руках он держал небольшую коричневую трубочку. Он сел на корточки рядом с Фаном, поднес трубочку к губам, и вдруг тонкие певучие звуки незатейливой мелодии полились в наступившей тишине. В ее нежных чистых звуках Ракитину слышались то шепот тростника, то пение птиц, то шорох крыльев бабочек. Время отступило, и девственный лес, скрывающий неведомые тайны человеческого бытия, молча внимал песне, как и тысячелетия назад.
— А сейчас, дамти Витя, мы исполним песню народного ополчения. Ее сочинил много лет назад Дю-Нюан, в дни, когда страну оккупировали японские захватчики, — сказал, вставая, доктор Мин. Он как дирижер взмахнул тонкой бамбуковой палочкой, и, подчиняясь ее команде, дружный хор голосов подхватил мелодию, чеканя ритм.
Лок нагнулся к Ракитину и тихонько, чтобы не помешать поющим, переводил:
Вперед, вперед. Перед нами враг.
За нами родная деревня.
Держите крепче в руках оружие —
Лук, нож, палку. Цельтесь в сердце врага.
Маленькие и большие —
все вставайте на защиту Родины!
Мы одолели высокие горы,
Мы переплыли широкие реки,
Мы пробирались через густые джунгли,
Чтобы бороться с врагами.
И победа осталась за нами.
Ракитин был поражен природной музыкальностью своих новых друзей. Без всякой подготовки они исполняли песню так слаженно, так удивительно чувствовали ее ритм и пафос, что она с каждым тактом звучала все ярче и проникновеннее. Это была песня-призыв, песня — боевой марш, звавший на борьбу, внушавший уверенность в победе. Мин мастерски дирижировал маленьким самодеятельным хором, и, когда замер последний звук, он в ответ на жаркие аплодисменты Ракитина, Дьякова и Шалеева церемонно раскланялся, о чем-то пошептался с хористами и снова занял свое дирижерское место. Хор затянул новую песню, мотив которой показался хорошо знакомым.
— Ба, — сказал Ракитин, — так ведь это же «Подмосковные вечера», только в несколько непривычной вьетнамской аранжировке. Давай, ребята, подтягивай.
Каждая из групп хора пела песню на своем языке, но в итоге получилось неплохо. С особенным подъемом исполняли последние две строчки куплета с поправкой на местный колорит.
Если б знали вы, как мне дороги
Баолиньские вечера.
Уже было далеко за полночь, но никто не хотел расходиться. Ведь это была их последняя ночь вместе. Последний костер.
Если б знали вы, как мне дороги
Баолиньские вечера.
Все поднялись засветло. Одна за другой палатки превращались в связки брезента.
Когда со стороны дороги послышалось урчание автомобильных моторов, от всего лагеря остался лишь каменный очаг да навес-столовая.
Синь молча стоял в стороне, Ракитин подошел к нему, протянул было руку, но вдруг крепко его обнял. Вытащив из-за пояса свой походный топорик, с которым он не разлучался ни на минуту, он вручил его Синю и, круто повернувшись, вскочил на подножку машины. Маленькая колонна тронулась в путь и вскоре исчезла в лесной чаще. Но еще долго на поляне были слышны звуки песни:
Одно дерево — только дерево,
Но много деревьев — лес.
Единство — могучая сила, крепче чугуна и стали.
Но сталь и чугун можно расплавить,
А единству ничего не страшно.
Небо заволокло тучами. Упали первые-капли дождя. Чаще, чаще. И вот уже на поляну обрушился тропический ливень, словно природа хотела напрочь смыть воспоминания о людях, нарушивших ее покой.