На суше и на море 1980 - [202]

«Застолбив» участок несколькими соломинками и палочками, он охранял его, сидя рядом и неустанно чирикая. По поводу этих звуков в народе шутят: когда, мол, воробью хорошо, он кричит «жив-жив!», а коль плохо, то «чуть жив — чуть жив». Но в данном случае в непрестанном «джив-джив» Белохвостика заключался призыв оценить не его самого, а избранное местожительство. Так принято у домовых воробьев. Самка выбирает супруга преимущественно по жилплощади, которая приглянулась. Белобровке выемка под навесом пришлась по вкусу, и вскоре полным ходом развернулось строительство. Белохвостик в основном лишь подносил всевозможный стройматериал, отбирала и укладывала его супруга. Он было по старой памяти приналег на билеты. Однако Белобровка эти кусочки бумаги брала неохотно: в гнезде обычного типа их трудно укреплять. То ли дело нитки, лоскутики, вата, волосы, шерсть! Они прекрасно переплетаются с прутиками, сухими стеблями трав, прошлогодними листьями…

Готовое сооружение, построенное по всем правилам семейства ткачиковых (куда вместе с воробьями входит две с половиной сотни тропических видов), представляло собой довольно рыхлый шар с трубкой-входом. В толстых стенках, особенно изнутри, было немало перьев для утепления и комфорта. Собирая их по всему зоопарку, Белохвостик не останавливался даже перед тем, чтобы выдернуть перо из живой птицы!

Саня тоже ходил по зоопарку и городским кварталам, выезжал в соседние села, разыскивая воробьиные гнезда, чтобы взять их на учет. Его наметанный глаз находил их повсюду: за наличниками окон и водосточными трубами, в старых гнездах ласточек, в дуплах деревьев, на стенах среди ползучих декоративных растений, в столбах-опорах для уличного освещения и световых рекламах. А в сельской местности — на стропилах складских помещений, под ребристым шифером крыш, в норах по оврагам, в гнездах хищных птиц, аистов, цапель, а то и прямо на деревьях.

Жилищными проблемами воробьи, как обычно, занимались около месяца. Но еще задолго до окончательной отделки гнезда Белобровка снесла свое первое яйцо. Затем каждое утро появлялось новое. А 14 апреля, когда их стало четыре, она приступила к насиживанию, не дожидаясь появления последнего — пятого. На эти серовато-беловатые яички с бурыми крапинками и легкой голубизной супруг тоже усаживался, когда его дражайшая половина отправлялась кормиться. Но так как самцы наседного пятна не имеют, помощь Белохвостика ограничивалась, видимо, тем, что в отсутствие супруги яйца не успевали сильно остыть. Зато в последние, самые ответственные дни насиживания он работал за двоих: и себя кормил, и супругу, которая с гнезда уже не сходила. 25 апреля наступил знаменательный день — вылупился первый птенец. Вскоре появились и остальные, а самый последний — лишь двое суток спустя. Он был таким маленьким и беспомощным по сравнению с подросшими сверстниками, что погиб уже на третий день, затоптанный и лишенный корма.

А птенцам ой-ой как много нужно! Помимо жиров, углеводов и прочего одних только белков в сутки — десятую часть собственного веса! По человеческим меркам это ежедневно 300–500 г, скажем, сухой колбасы, не считая обильного гарнира, на каждого новорожденного. Удовлетворяя подобные аппетиты, птичьи младенцы за первую неделю жизни увеличивают свой вес в 5–6 раз. Как выяснил Горобченко, 60 % съеденного — насекомые, половина из которых — такие опаснейшие вредители, как майский хрущ, хлебная черепашка, саранча, прус итальянский, гусеницы непарного шелкопряда и многих листоверток, разные долгоносики, листогрызы, щелкуны…

Остальные 40 % пищи — семена сорняков в стадии молочно-восковой спелости. Подобное меню для молодых воробьев строго обязательно. Но соблюсти его в городских условиях не так-то легко. Поэтому-то так много птичьей молоди гибнет от белкового голодания: ведь все эти насекомые и растения далеко не всегда встречаются в городе. Вот в селах с подобным делом не в пример проще, зато там другая проблема — не хватает удобных мест под гнездовья, а потому возникает жестокая жилищная конкурентная борьба с ласточками, стрижами, скворцами…

В один из майских дней Белохвостик с Белобровкой принесли своим отпрыскам с крон зоопарковых деревьев 307 гостинцев. И в каждом было по две и более гусениц дубовой листовертки. А ведь редкая птица, кроме воробья, догадается разорвать висящие на веточках пакеты из свернутых листьев, куда прячутся эти насекомые! По расчетам Горобченко, получалось что-то около 100 г вредителей. Значит, подсчитывал Саня, за период кормления в гнезде (13–15 дней) выходит уже 1–1,5 кг уничтоженных шести-ногих врагов. Нынче на всей планете насчитывается около миллиарда воробьев — домовых и ближайших их родственников — полевых. Выходит, полмиллиарду воробьиных мам и пап (самых, кстати, многочисленных ныне среди пернатых) на прокорм одного лишь выводка нужно 500–750 тыс. т членистоногих! А ведь выводков за весну и лето бывает и два, и три, а то и четыре (в Бразилии они бывают даже в любой месяц года!). Ну и самим родителям, разумеется, нужен корм. Получается в итоге (от такой бухгалтерии дух захватывает!) несколько миллионов тонн истребленных вредителей. Эта копошащаяся армада погубила бы неисчислимое количество растений! Недаром же в Бостоне (США) поставлен памятник воробью за спасение полей и садов.